— Да? — озадаченно произнес Кларк. — Ну хорошо. Скоро приеду.
— Я буду ждать!
Эмили вприпрыжку бросилась в соседний переулок. А вот и дверь бара. Надо остановиться и отдышаться. Конечно, лучше всего было бы появиться там под руку с Кларком. Правда, они будут смотреться в этом баре, как два инородных предмета, абсолютно чуждых обстановке, но зато Ричард будет озадачен. Если, конечно, не раскроет весь ее гениальный план.
Впрочем, все и так неплохо складывается. Сейчас она зайдет, поговорит немного с Ричардом, а потом появится Кларк. Все прекрасно. Она молодец, все правильно придумала. Она…
Ричард вырос на пороге, словно поджидал ее тут давно.
— Я знал, что ты придешь, девочка моя! — И, не успев опомниться, Эмили оказалась прижатой к стене. Вырваться было невозможно, правда пока не очень-то и хотелось.
— Что ты тут делаешь, Рич? — Голос мгновенно стал хриплым и низким. Почему-то рядом с ним так было всегда, словно сама страсть говорила из глубины ее души.
— Я тут работаю. А вот ты, должно быть, пришла меня навестить?
— Нет, с чего ты взял? — Губы предательски дрожали. Колени — тоже. И вообще, все тело начала пронимать мелкая предательская дрожь. А как еще может быть, если Ричард прижимает ее к стене и его губы касаются ее губ, его бедра с заметным твердым выступом касаются ее бедер, а его большие ласковые руки бродят где-то под новой кашемировой кофточкой? — Ох… Отпусти. Пожалуйста. Меня.
— Что с тобой, девочка моя? — Едва касаясь, он прошелся губами по ее шее. — Тебе нехорошо?
Никто, кроме него, не умел так говорить это дурацкое словосочетание «девочка моя». В устах Рича оно звучало как самый желанный, самый проникновенный, самый возбуждающий комплимент.
— Убери. Пожалуйста. Руки.
— Да ты вся дрожишь. Замерзла? — Он чуть ослабил объятия и отстранился, чтобы заглянуть ей в лицо.
Его глаза смеялись. Он прекрасно знал, что она не замерзла! Эмили огромным усилием воли взяла себя в руки.
— Рич, прошу тебя. Тебе все равно, кого обнимать, а у меня тут… сегодня свидание. И если нас увидят…
— Свида-а-ание? — дурашливо протянул он. — Ах мы еще и при мужчине! И где же он? Неужели опаздывает? Ай-ай-ай! Как нехорошо! Такая девочка красивая и вынуждена ждать и грустить одна.
— Я не грущу! — Эмили опустила голову. Это невозможно. Рядом с ним атрофируется все ее тело вместе с мозгом. Зачем же она себя так глупо выставила на посмешище?!
— Ну конечно, не грустишь. Я не дам тебе грустить. Потанцуем?
— Нет!
— Да. Идем.
— Нет.
— Ну, хорошая моя… Ах да. Я же тебя не раздел еще.
— Что?!
— Ты в пальто, вот что. А в пальто не танцуют. Нет, ну конечно, танцуют при желании в чем угодно. И даже без всего. Помнишь наши танцы у меня дома, Эми? Мы тогда были все в белом вине, а оно такое вкусное, если слизывать его…
— Прекрати!
— Я просто вспоминаю. Это, может, мое самое драгоценное воспоминание.
— Я сейчас уйду!
— Вот, вешай сюда пальто. Это раздевалка для персонала.
— Рич, я… За мной сейчас придут. Я не хочу здесь раздеваться.
— Конечно, мы не будем здесь раздеваться. Мы сделаем это чуть позже в другом месте.
— Рич, я не хочу.
— Ни слова больше! Мы идем танцевать! — Он накрыл ее губы поцелуем, и Эмили полетела в пропасть, а над головой насмешливо кружили софитовые лампы.
Все повторялось. Ее сознание изо всех сил кричало «нет!», а тело послушно льнуло к Ричу. По сути дела, Эмили боролась не с ним, а с собой.
Это себе она говорила:
— Убери руки, ты раздеваешь меня! Нет, Рич, не надо меня целовать! Не прижимай меня так сильно, на нас все смотрят! — Ей очень хотелось, чтобы он не убирал руки, чтобы целовал, оставляя на коже яркие следы, чтобы прижимал сильно-сильно… И плевать, что все смотрят!
Да, все повторялось, и это было неизлечимо. Снова она любила его. Она желала его и не могла жить без него. Она знала, что пройдет две недели, прежде чем все встанет на свои места и каждый из них сможет зажить обычной жизнью. Это было пронзительно прекрасно, как поцелуй Ричарда. И это было невыносимо больно, как последнее совместное утро в конце каждого приступа болезни.
Что-то оборвалось внутри. Музыка оборвалась. Диджей замешкался и не мог подобрать подходящее продолжение музыкальной темы. Почему-то все звуки смолкли, толпа расступилась, с интересом глядя на Эмили и Ричарда. А они никого не видели: они продолжали свой поцелуй. Голос разума растворялся вдалеке, а жгучее дыхание любимого мужчины становилось оглушительным. Эмили слышала только его.
Но он же не любит тебя! — вдруг крикнул кто-то громко в ее голове и словно разрезал пополам это наваждение. Оно тут же развалилось на две части, словно спелый арбуз. Эмили очнулась. Отстранилась от Ричарда.
— Нам же хорошо, девочка моя, смотри как хорошо. Сегодня мы идем ко мне…
Но она больше не слышала его. Она оглядывалась по сторонам. Зачем она здесь? Кажется, она кого-то ждала. Кого? Что происходит?
Незнакомый бар. Нью-Йорк. Кларк.
— Кларк! О, Кларк, вы уже здесь!
Он отвесил галантный поклон.
— Не смею вам больше мешать.
— Кларк, подожди!.. Подождите!
Ноги, словно ватные, не слушались ее, а тяжелая дверь открывалась медленно. Улица обдала холодным ветром и колким дождем.
— Кларк! Не уезжайте! Постойте! Вы неправильно поняли! Это недоразумение, Кларк!
Черная машина растворилась в такой же чернильной темноте маленького дождливого переулка.
— Кларк… Господи, какая дура!
Кто-то сзади набросил на нее пальто. Она даже не стала оборачиваться.
— Не переживай, хорошая моя. Я же с тобой.
— Рич, знаешь, что…
— Знаю! — Снова его губы на ее шее.
Она поморщилась, отстраняясь от него.
— Пошел ты к черту!
Дома было сухо и тепло. Горел камин на первом этаже в гостиной. Сандра, тетушка Ло, мистер Флетчер и Джо со своей Линдой сидели полукругом, молча глядя на пламя. Было тихо, мирно и покойно, только ветер за окном выхлестывал по стеклу какой-то странный ритм.
Эмили ворвалась в холл вместе с потоком холодного воздуха, оставив позади себя отчетливый шлейф тревоги. Не говоря ни слова, она прошла через всех присутствующих в свою комнату.
— Поссорились! — громким шепотом резюмировала Сандра. — А юбочка на ней ничего.
Эмили взлетела по лестнице на второй этаж, заперлась у себя и в отчаянии, прямо в одежде, упала на кровать лицом вниз. Долго лежала не шевелясь. В голове была страшная звенящая пустота.
Это называется «без комментариев», как любила говаривать Мишель. Та, которая настоящая Мишель. Из Канады. Которая не завирается и не целуется с одним на глазах у другого.
