Она уже собиралась поставить чайник на плиту, как вдруг что-то мелькнуло за окном в белой поземке.
Руфь подошла к окну и пригляделась. Кто-то идет по полю, вернее катится, как снежный ком.
А рядом с большим комом ком поменьше, тоже весь белый, только на голове рога.
На мгновение она окаменела.
Но поземка, словно почуяв ее страх, чуть-чуть улеглась, и через минуту Руфь уже различала силуэты довольно четко. Сперва она узнала Фреда – своего Фреда, который вдруг вырос и округлился благодаря снежной шубе.
Вот дура-то, Фреда испугалась! Вечно ей что-то мерещится! Но кто это с ним? Два снеговика уже пролезают в садовую калитку, и тот, что повыше, держит Фреда за холку. Неужели второй снеговик – женщина?.. Да, очень толстая женщина.
– Мамочки! – вскрикнула Руфь и чуть не уронила чайник.
И вовсе она не толстая, а беременная – уже на сносях.
Поставив наконец чайник, Руфь поспешила к двери черного хода. Беременная незнакомка подняла голову, и у Руфи защемило сердце при виде нежного, смертельно бледного личика. Совсем ребенок, лет пятнадцать, не больше! В синих глазах страшная усталость, губы тоже посинели и дрожат.
– Что с вами? – спросила Руфь, понимая всю глупость своего вопроса. Как будто и без того не видно: девчонка сильно хромает, морщится от боли, промерзла вся, и на лице ссадины.
– Извините за беспокойство, – проговорила та еле слышно. – Нельзя ли вызвать от вас такси? И механику позвонить? У меня там машина разбилась. – Она махнула рукой куда-то на поле.
Вот оно что!
– Проходите, проходите в дом. Вам отогреться надо.
Руфь обхватила ее за плечи и повела в дом.
Фред было двинулся за ними, но Руфь ногой затворила дверь у него перед носом.
– Сиди тут. С тобой я после разберусь!
Он поглядел на нее с ненавистью и ударил в снег передними ногами, явно готовясь к штурму двери.
– Смотри у меня! – прикрикнула Руфь и повернулась к гостье.
Прежде всего надо ее переодеть: если усадить ее в мокром, она воспаление легких наживет.
– Давайте-ка снимем пальто и ботинки, а потом сядете поближе к огню. Камин у меня весь день топится. Эти старые камины – просто благословенье Господне – все жгут. Весь мусор там сжигаю. У меня электрический тоже есть – на всякий случай, если что срочно подсушить надо. Но перед ним не погреешься, и ноги на решетку не положишь. Вас как зовут? Меня – Руфь Николс.
Она проворно расстегнула на гостье обледеневшее пальто и стащила его с плеч. А мысль тем временем лихорадочно работала. Надо позвонить Генри и попросить его приехать.
– Дилан. Дилан Джефферсон.
– Какое странное имя – Дилан! – Руфь повесила пальто в прихожей: там пол выложен плиткой, пусть капает. – Вроде бы мужское. Валлийское, что ли?
– Да, валлийское. Означает: выходец из моря. Моя мать была родом из Уэльса.
Бедная девочка! Не хватало только ей здесь родить. Руфь подумала о том, что ей придется принимать роды, а она понятия не имеет, как это делается. От этой мысли по спине побежал холодок.
– Есть еще поэт…
– Дилан Томас. Да, мама в честь него меня и назвала. Она хотела мальчика, а когда появилась я, она уже привыкла называть меня Дилан.
Руфь усадила ее в кресло перед камином и принялась стаскивать с нее ботинки и носки. Надо же, такой мороз, а она в легких ботиночках!
– Ой! – вскрикнула женщина, стянув второй носок и увидев красную, распухшую лодыжку. – Больно-то как, наверное. Это что, во время аварии? А другие травмы есть?
– Ничего серьезного, – пробормотала Дилан, наклоняясь поближе к огню.
Руфь и сама заметила ссадины и царапины на лице, на шее. Да, все могло быть хуже, Дилан еще повезло.
– Я позвоню своему врачу, пускай приедет и осмотрит вас.
Генри, подумала она, найдет для нее место в родильном отделении. В такое время года там едва ли много рожениц.
Закипел чайник, наполнив кухню паром.
– Сейчас чаю вам налью. И не держите ноги слишком близко к огню, а то ознобыши будут.
Руфь заварила чай, накрыла чайник старой вязаной куклой, достала две большие ярко-желтые кружки и, прежде чем наливать, решила все-таки позвонить Генри. Но, сняв трубку, не услышала гудка.
Сердце у нее упало. Она повесила трубку, попробовала еще раз. Глухо!
Дилан с тревогой поглядела на нее.
– Что, отключился? Я еще утром подумала, что этого надо ожидать. У нас в снегопад тоже телефоны не работают.
Руфь выдавила из себя улыбку и постаралась, чтоб голос звучал как можно веселее.
– Да, и у нас такое сплошь и рядом. Ну ничего, скоро починят. Давайте выпьем чаю и я еще раз попробую.
Если она не дозвонится Генри, надо сажать Дилан в машину и везти в деревню. Ее коттедж стоит на отшибе Стоунли, ехать до дома Генри минут двадцать как минимум, но по пути крутой спуск и такой же крутой подъем к деревне. В любую погоду ехать не просто, а в снегопад по-настоящему опасно.
– Может, съедите что-нибудь?
– Спасибо, я не голодна.
Дилан обхватила обеими руками кружку и, прикрыв глаза, с наслаждением потягивала чай. Руфь положила ей три ложки сахару: может, сахар в крови – это и плохо, но только не для этой девчонки.
– Давайте я хотя бы тост сделаю, – уговаривала ее Руфь. – Где вам больнее всего?
Дилан усмехнулась.
– Да у меня уж девятый месяц каждый день то в одном, то в другом месте кольнет. Думаю, это аллергия на беременность. Когда я танцевала, у меня даже голова не болела ни разу.
Руфь вытаращила на нее глаза.
– Вы были танцовщицей? А где?
– В балете.
Руфь просияла.
– Я, когда жила в Лондоне, все время ходила на балет, а теперь уж забыла, когда была последний раз. После смерти отца маму инсульт разбил. Я бросила работу, квартиру, переехала сюда за ней ухаживать, да так и осела.
Руфь вдруг осеклась: зачем она все это рассказывает незнакомой женщине, очень ей надо знать ее биографию! Руфь редко с кем откровенничала и теперь сама себе удивлялась.
– Тоскуете, наверно, – живо подхватила Дилан. – Как я вас понимаю, сама всю жизнь в Лондоне прожила, а сюда только весной переселилась и никак не могу привыкнуть: тоскую по балету, по друзьям, по зрительному залу, а главное… по городской жизни. Там всегда есть чем заняться: театры, музеи, кафе, все время среди людей. Села в автобус или в метро – и езжай куда душе угодно.
– Да, в Лондоне жизнь кипит, – улыбнулась ей Руфь. – А вы теперь где-то неподалеку живете?
– Нет, мы у самой границы, за Адриановой стеной. Я ехала сестру навестить, она в нескольких милях от вас живет. – Дилан невольно глянула на телефон, висящий на стене. – Хорошо бы позвонить ей, а то волноваться будет. Может, уже заработал?
– Сейчас попробую.
