— Правда? — Аликс напряженно вглядывалась в лицо матери.
Нина кивнула, но было заметно, что мыслями она где-то далеко.
— Ночь прошла в муках. Часами я пыталась сдерживать крики. Даже тогда я боялась повредить горло и потерять голос навсегда. Я ненавидела всех. Тебя и… человека, который втянул меня во все это. И твою бабушку. Она считала, что я должна понести страдания за свои грехи. «Рождение невинного дитя — вот в чем твое искупление», — сказала она. Я не хотела ребенка. Я хотела лишь стать известной певицей. Хотела жить и купаться в лучах славы, а не умереть в муках.
— А что было потом?
— Потом? — Варони неожиданно рассмеялась, и призраки прошлого оставили ее. — Родилась ты. Было раннее утро, и я поняла, что буду жить. Не могу вспомнить, как ты выглядела, плакала или нет. Но точно помню, что почувствовала, взяв тебя на руки и прижав к груди в первый раз.
— Помнишь? — в воодушевлении вскрикнула девушка. — Что же ты почувствовала?
— То же чувство я испытала, — казалось, это открытие удивляло ее саму, — когда впервые увидела тебя. Помнишь, в отеле? Я тогда сразу узнала тебя.
— Но я же не ребенок! — Аликс рассмеялась. — Я давно выросла.
Варони задумчиво посмотрела на дочь.
— Не важно, — сказала она. — Тогда я вдруг почувствовала, что в тебе есть частичка меня. Вероятно, сработал древний инстинкт, позволяющий животным узнавать свое потомство. — Варони вдруг звонко захохотала. — Один мой недоброжелатель однажды сравнил меня с хищной львицей, из чьей пасти доносится мощный рык. Возможно, он не был далек от истины.
— Ничего подобного, — поспешила разуверить ее девушка, понимая, насколько тяжело обласканной славой певице критиковать себя.
— Ну, довольно об этом.
Казалось, Варони внезапно испугалась, что разговор затронул слишком болезненные личные темы. Аликс поняла — мать с радостью забрала бы назад свои слова.
— Поторопись, милая, — велела Нина. — Я не могу задерживаться. Мне еще надо поспеть на примерку.
И разговор перешел на премьеры, театр, оперные арии. Аликс закончила собирать вещи и решилась попросить мать об одолжении:
— Ты не могла бы подождать еще чуть-чуть, пока я схожу в сад? А потом задержаться буквально на пару минут в деревне? Я хочу… положить цветы бабушке на могилу.
— Так и быть. Но не задерживайся. Я пока побеседую с Бетти и буду ждать тебя в машине.
Аликс спустилась в сад, чувствуя облегчение оттого, что Нина решила остаться в доме. Миссис Фарлей обожала свой сад и заботилась о нем как о любимом чаде. А после ее смерти яблоневые деревья, аккуратно остриженные кусты и клумбы с цветами стали для внучки святилищем бабушки.
Девушка торопливо срезала цветы и составляла любимый бабушкин букет. И вдруг пугающая мысль словно пронзила ее. А что, если Варони не хочет видеть цветы, которые предназначены не ей? И поэтому не пошла за дочерью в сад? Глупая мысль, конечно. Но Аликс могла представить, что ее прекрасная, но немного странная мать ревнует даже к славе мертвых.
Положив букет на траву, девушка поспешила собрать еще один. Затем, прижав две охапки цветов к груди, понеслась обратно в дом. Прежде чем сесть в машину к матери, она попрощалась с Бетти и пообещала наведываться почаще.
— Тебя долго не было. — Варони открыла для дочери дверцу.
— Прости. — Аликс запрыгнула в автомобиль, молча положила букет матери на колени и поцеловала ее в щеку.
— Глупое мое дитя, — воскликнула Нина. — Не стоило тратить время на цветы для меня. — Но в ее голосе девушка уловила скрытое самодовольство.
«Кто из нас глупое, дитя, — я или она? Мама такая милая и ранимая. Вот почему Морлинг изо всех сил старается оградить ее от невзгод». Аликс вздохнула.
Варони притормозила около железных ворот небольшой церкви.
— Здесь? — коротко спросила она.
— Да. — Девушка взяла букет и собралась выйти из машины. — Ты пойдешь?
— Нет.
Дочь и не ждала другого ответа.
— Милая… — окликнула ее Нина, когда Аликс уже прошла ворота.
— Да? — Девушка бегом вернулась обратно.
Варони вынула из своего букета две большие бархатистые розы и передала дочери:
— Положи их от меня.
Аликс смерила мать долгим взглядом.
— Отличная мысль, — вежливо ответила она.
Улыбка на лице Нины казалась вымученной, — будто певица презирала себя за подобное решение.
— Может… нет, это глупо. Поторопись, Аликс. Нам надо спешить.
— Я не задержусь, — пообещала девушка.
Когда Аликс вернулась и уселась на место, Нина,
не говоря ни слова, завела машину и поспешила вернуться в город. Девушка сидела тихо, обдумывая события сегодняшнего дня. Она все никак не могла выкинуть из головы странную фразу матери: «…человек, втянувший меня во все это».
Сначала Аликс не задумывалась над ее смыслом, но теперь поняла, что речь шла об отце. Но кто же он?
Девушка украдкой бросила взгляд на Нину. Та полностью сосредоточилась на дороге. «…Человек, втянувший меня во все это». Не очень-то подробное описание. Если бы только взгляд матери не был в эту минуту таким пустым и холодным… Аликс набралась бы храбрости и попыталась узнать правду об отце. Жаль, что она не догадалась спросить тогда, в доме. А сейчас момент упущен.
«Я теперь не скоро открою истину, — подумала девушка и грустно вздохнула. — Может, однажды мама сама расскажет мне».
В голову лезли непрошеные мысли. Вдруг ее отец — лишь неприятный инцидент в жизни Варони, о котором известная певица не захочет вспоминать? Что ж, это вполне в духе ее матери.
Стрелки на часах показывали ровно семь вечера, когда машина остановилась у отеля. Варони намеревалась вернуться значительно раньше.
— Беги, милая, — велела она дочери, — и предупреди Прескотт, что я скоро буду. Мне нужно поставить машину в гараж. А если Фьерон уже там с костюмами к «Дону Карлосу», передай, что я дико извиняюсь за опоздание.
— Хорошо. — Аликс со всех ног бросилась в номер. Она была рада помочь матери пусть даже в таком незначительном деле.
Фьерон, низкорослый француз средних лет с обширной плешью на затылке, возмутился, услышав извинения Нины. Но стоило самой Варони явиться в кабинет, как все его высокомерие пропало в мгновение ока. Всем своим видом месье Фьерон показывал, что он, как никто другой, рад услужить великой приме. Француз беспрестанно нахваливал изящные силуэты платьев из дорогого блестящего шелка, расцветкой и узорами восходящие ко временам Медичи.
Аликс, к ее величайшей радости, позволили остаться. Девушка в восхищении разглядывала платья. Ее неискушенному взору они казались произведением искусства.