— Ты не должна была приезжать сюда, Мэнди, — сказал он извиняющимся тоном. — Когда я увидел тебя сегодня утром, то чуть не упал с коня! Если бы я только знал, что ты там будешь… — Он не закончил фразу и посмотрел на нее сверху вниз встревоженными глазами. — Мне даже в голову не могло прийти, что Рената решит привезти тебя в Эль Хабес. Я не хотел, чтобы ты узнала о моей семье и увидела этот дом.
— А почему это тебя так волнует? — спросила Мэнди, стараясь, чтобы голос прозвучал беззаботно. — У тебя роскошный дом и великолепная семья. Я просто потрясена.
Она заметила, как к ним приближаются шейх со Стивеном, видно, решившие, как и остальные, насладиться ночной прохладой. Рамон тоже увидел их и, увлекая Мэнди в сторону, настойчиво сказал:
— Мы не можем здесь разговаривать. Все это слишком серьезно для меня, слишком сложно. О, Мэнди, ты так много должна понять! На следующей неделе я буду в Тунисе. Разреши мне пригласить тебя на обед. Я позвоню тебе в Ла Люсьоль, когда приеду. — Он сильно сжал ее руку. — Скажи, что ты пообедаешь со мной, Мэнди. — Его голос звучал так, как будто он сейчас заплачет. Красивые губы дрожали. Все это было так нелепо, что Мэнди потеряла способность здраво размышлять.
— Разумеется, я пообедаю с тобой, Рамон, — ласково согласилась она и положила ладонь на его плечо.
В этот момент у нее не было другого выхода. Волнение Рамона было очевидным и… очень загадочным. Он снова предстал перед ней в новом свете. Казалось невозможным мысленно объединить этого страдающего юношу и жестокого воина, которого она видела утром.
В зале заиграл оркестр.
— Я должен покинуть тебя и идти к мачехе, — сказал Рамон. Мгновение он стоял неподвижно, не сводя с девушки горящих глаз. — Я позвоню тебе. До встречи.
Уходя, он бросил взгляд на приближающегося к ним отца. Нахмуренные брови шейха говорили о его плохом настроении.
— А, вот где вы все! — раздался веселый голос Ренаты, всегда появлявшейся вовремя. Она взяла шейха под руку и притянула к себе девушку. — Ваша жена пообещала, что сейчас будут танцы!
Битых два часа отсутствующим взглядом Мэнди наблюдала за бесконечными монотонными арабскими танцами и пением. Будь у нее другое настроение, они, возможно, показались бы ей очаровательными, но сейчас ее сердце было переполнено какими-то неопределенными опасениями, смущением и тоской. Она поняла, что ее тихая, бедная событиями жизнь закончилась и начинается совсем другая — неизвестная и тревожная.
Стивен больше не сидел среди высокопоставленных гостей, а, скрестив ноги, расположился на полу с группой молодых арабов, с которыми, казалось, нашел общий язык. Снова и снова взгляд Мэнди обращался в его сторону. Почему-то глядя на него, у нее теплело на сердце. От Стивена исходил какой-то импульс доброты, надежности и мужской силы — все это успокаивало ее мятущуюся душу.
За необыкновенным путешествием в Эль Хабес последовала обычная неделя, без особых происшествий и потрясений. Мэнди все время была занята: она расшифровывала записи, которые профессор привез с шурфов Стивена. Сам Стивен, устроившись наверху в своей спальне, одновременно служившей ему кабинетом, корпел над пишущей машинкой.
Рамон не звонил. Шли дни, и Мэнди почувствовала, что напряжение, охватившее ее, ослабело. Возможно, он сам понял, что их дружба ни к чему не приведет, хотя она и нравилась ему. Но если в словах Стивена по поводу матримониальных планов шейха относительно старшего сына была хотя бы доля истины, возможно, и Рамон смотрит на нее как на «маленькую мисс», которая не очень-то вписывается в его дальнейшие жизненные планы. И чем больше было увлечение ею, тем вероятнее, что ему захочется побыстрее покончить с этим.
Мэнди не имела ничего против того или иного решения, но все равно испытывала чувство сожаления. Рамон был так мил, и она не осталась равнодушной к его романтической внешности, вежливости и явному восхищению, которое он выказывал по отношению к ней. Его необычное происхождение, повадки воина только придавали ему еще большее очарование.
Если бы он исчез из ее жизни так же незаметно, как и появился, ей следовало только обрадоваться. И она уверяла себя, что рада. С течением времени она все меньше думала о нем. В памяти его образ хранился как приятный эпизод из тунисской жизни. Как цветной снимок, который она возьмет домой, и время от времени будет смотреть на него с чувством ностальгии.
Возможно, это был результат постоянного общения, но чем дальше от нее отодвигался Рамон, тем решительнее вперед выступал Стивен. Она держалась на расстоянии от него, умышленно разжигая в себе неприязнь и негодование при воспоминании о том, как он разговаривал с ней в Эль Хабесе.
Стивен же вел себя так, будто ничего не произошло, и каждый день перед ланчем приглашал ее купаться на пляж. Когда он в первый раз предложил сопровождать ее, Мэнди удивилась:
— Мне казалось, что ты предпочитаешь прохладную воду в утренние часы?
— Да, — согласился он, — но и второй заход после утренних часов, проведенных за пишущей машинкой, тоже неплох.
Это было резонно, и ей ничего не оставалось, как согласиться на совместный поход. Что она могла ждать от Стивена Хирона, кроме фамильярного отношения взрослого человека к маленькому неразумному существу, нуждавшемуся в его советах и наставлениях?
Тем не менее, скрывая это даже от самой себя, Мэнди наслаждалась приятными минутами, проведенными вместе в теплой голубой воде, после которых так хорошо лежать рядом на горячем песке. В это время пляж был густо усеян коричневыми телами постояльцев фешенебельного отеля «Золотые пески». Разогретые морем и солнцем, люди расслаблялись, ни о чем не думая. Казалось, солнце прожигает их до самых костей.
Мэнди наслаждалась божественным потоком тепла и света. Всем своим существом она чувствовала рядом присутствие Стивена. Загорелый, мускулистый, он лежал очень близко, положив голову на руки, и Мэнди охватывало какое-то странное волнение. Иногда они лениво перебрасывались словами, но чаще молчали. И дремлющей Мэнди эта тишина казалась самой приятной вещью на свете.
После возвращения из поездки Стивен редко обедал вместе с ней и профессором, а ездил в Тунис на своей старенькой машине. Он отговаривался тем, что не может позволить себе столь обильные трапезы из-за фигуры и предпочитает перекусить в бистро по дороге в Тунис, куда он ездит по приглашению своих многочисленных друзей по университету. Но Мэнди считала, что он проводит долгие летние вечера в обществе Ренаты.
Как-то за ланчем профессор объявил, что пришло время посетить алжирский город Тимгад, известный археологический центр Северной Африки, который мог дать обильную информацию о жизни римского общества. Там сохранились базилики, купальни, храмы, а также остатки жилищ. Утром он, оказывается, уже звонил в туристическое агентство и выяснил, что туда можно добраться либо на поезде, либо на автобусе.