— Что ты на меня так уставилась? — с вызовом спросил Барт, даже не повернув к ней головы.
— Я подумала вот о чем… Мы знакомы столько времени, а на самом деле никакого понятия не имеем друг о друге…
— Так и есть, Деби. Мы никогда не пытались лучше узнать друг друга, сломать сложившиеся в юности представления… И я хочу исправить эту ошибку.
— А зачем? Слишком поздно спохватился. У меня своя жизнь, у тебя своя… Насколько мне известно, ты, кажется, собираешься жениться. Надеюсь, для такого серьезного шага постарался досконально изучить характер своей избранницы?
— О Боже, кто сказал тебе такую чушь?
— Твоя бабушка.
— Она ошиблась, — прорычал Барт, и сердце Деби учащенно забилось.
— Так ты не женишься?
— Нет.
— И у тебя никого нет на примете?
— Боже правый, нет!
— Странно. В твоем возрасте мужчины обычно уже созревают для брака.
— Возраст тут ни при чем… Не могу представить своей жизни с женщиной, если только не схожу с ума от любви к ней. Я слишком большой эгоист, чтобы идти на компромиссы с собственным сердцем и душой.
— Ясно.
— Что тебе ясно, Деби?
— По правде говоря, мало что…
Повисла гнетущая тишина. Дебора отвернулась и стала смотреть в окно. Дорога, по которой они ехали, извивалась среди холмов, позади остались последние жилые постройки Честера, все чаще — то впереди, то сбоку — замелькала голубая гладь залива. Деби опустила стекло и откинулась на спинку сиденья. Легкий бриз ерошил ей волосы и наполнял грудь соленым морским воздухом.
— Какие дела ты ведешь, Барт? — спросила она, когда машина плавно устремилась к берегу. — Ты представляешь интересы клиентов в суде?
— Нет. Я занимаюсь чисто правовыми вопросами при заключении контрактов. Здесь довольно много тонкостей, которые надо предусмотреть и учесть, чтобы не оказаться в дураках в случае арбитражных споров. В бизнесе полно подводных камней, и юристу вроде меня требуются хорошие знания и определенный опыт.
— Ты разве не мечтал стать судьей?
— И носить идиотский парик и мантию? Нет, черт побери.
— Надеюсь, доволен своей работой?
— Хочешь правду? — Палмер резко обернулся и посмотрел ей в глаза.
— Кажется, мы затеяли эту поездку как раз с тем, чтобы поговорить откровенно, — уколола в ответ Деби.
— Сдаюсь… Наверное, всегда легче требовать правдивости от кого-то, чем самому ей следовать.
Дебора молча кивнула.
— Я не уверен, что именно работа не устраивает меня, — признался Палмер. — Я только знаю, сама жизнь в Бостоне особого удовольствия мне не доставляет. Это довольно странно, ведь когда-то я безоглядно стремился вырваться из тихого, патриархального Честера. Меня влекло все то, что может дать большой город, где можно преуспеть и добиться положения, благополучия. Теперь в определенной мере я всем этим обладаю…
— Но это не принесло тебе счастья?
Барт криво усмехнулся.
— Нет, Деби, не принесло. А ты?
— Я? А что я?
— Ты счастлива?
Она мгновенно насторожилась, решив уйти от прямого ответа.
— Счастье — понятие относительное, Барт.
— Забыла о правилах нашей игры, Деби? — упрекнул ее Палмер, останавливая машину на пятачке, за которым простирался пляж с набегавшими на него волнами. — Впрочем, другого я и не ожидал. Тебя необходимо силком заставить смотреть правде в глаза, сама не отважишься… Ну да ладно. Я тебя прекрасно понимаю, ибо сам точно такой же. Но только не сегодня. Клянусь, ты не услышишь от меня ничего, кроме правды.
— И да поможет мне Бог? — попыталась пошутить Дебора, в душе заранее опасаясь услышать ту правду, которой лучше, спокойней не знать вообще.
Улыбка, полная иронии, появилась на лице Барта.
— Думаю, помощь Всевышнего мне наверняка потребуется… Давай пройдемся немного, подышим свежим воздухом.
Палмер выключил мотор, вытащил ключи зажигания и выбрался из машины. Дебора вздохнула с некоторым облегчением, так как сидеть почти вплотную рядом с ним уже являлось нелегким испытанием.
Дул сильный ветер, но было тепло. Волосы сразу растрепались, подол платья облепил колени. Барт стоял у кромки воды, раскинув руки, словно приглашая ее в свои объятия. Деби нарочито замешкалась, делая вид, будто не заметила красноречивый жест.
Он пожал плечами, сунул руки в карманы джинсов и, повернувшись, зашагал по узкой полоске пляжа.
Прямая спина, могучие плечи, под легкой рубашкой ветер четко обозначил каждый мускул. Хочешь не хочешь — залюбуешься.
— Постой! — крикнула Деби, обнаружив, что ей вряд ли удастся догнать его. Высокие каблуки вязли и проваливались.
Барт остановился, подождал, пока она снимет туфли. Но даже босиком ей с трудом удавалось передвигаться.
— Подойдем ближе к воде, — предложила Дебора. — Там песок потверже.
Наконец они зашагали рядом, оба упорно глядя себе под ноги.
— Ну так что молчишь? — произнес Барт. — Скажи-ка все-таки честно… Ты счастлива?
Снова увертываться Дебора не решилась.
— За последний год мне грех жаловаться. Но я не уверена, была ли по-настоящему счастлива когда-нибудь вообще.
— Брось, Деби. Ребенком — наверняка была. Ведь ты имела все.
Она отрицательно покачала головой.
— Если подразумеваешь материальную сторону, возможно ты и прав, но я была ужасно одинокой. После смерти матери отец работал по двадцать часов в день, ему было не до меня. А моих нянек меньше всего заботило психологическое состояние девочки, отданной им на попечение.
Барт сделал несколько движений, имитировавших игру на скрипке, мол, пой, ласточка, пой свою жалобную песню. Деби размахнулась изо всей силы и ударила туфлей его по руке.
— Эй, полегче, больно! — запротестовал он.
— Потерпишь!
— Еще раз так сделаешь, я тебя отшлепаю, — предупредил Барт.
— Только посмей!
— Тебе легко быть смелой, заручившись моим обещанием не прикасаться к тебе, — миролюбиво сказал Палмер и, помолчав, добавил: — Ты отклонилась от темы нашей беседы и ушла слишком далеко в прошлое. Если думаешь, будто я поверю в твое трудное детство, Деби, тогда лучше молчи. Ты и понятия не имеешь, что это такое!
— Признаю, тогда я была порядком избалованной, но действительно страдала, Барт. Это сущая правда. Меня угнетало одиночество…
— Хм!.. Насколько помню, в юности у тебя хватало подруг, да и в приятелях недостатка не наблюдалось.
— Одни набивались мне в подруги, чтобы попасть в определенные, перспективные, с их точки зрения, общественные круги, другие по той же причине сознательно сторонились. А приятели хотели только одного… Потому я решительно им отказывала, — печально добавила она.
