Яростно прижимая Викторию к себе, ощущая ее руки на своих напрягшихся ягодицах, Норман шептал ей слова нежности и утешения. Он целовал ее, баюкал в своих объятиях, молил о любви и верности.
И Виктория дала ему то, чего он так жаждал.
— Я с тобой, Норман, — прошептала она, — и буду рядом столько, сколько ты пожелаешь.
Сейчас она жила только им, только Норманом.
— Я люблю тебя, — прошептала Виктория, и слезы счастья покатились из ее глаз.
Эти три слова подхлестнули Нормана. Он вверг Викторию уже не в симфонию, в бурю, бушевавшую при сотворении мира. Они закружились в горячем ветре, охватившем первозданную сушу, озаряемую вспышками молний, которые пронизывали грозные тучи. И тесно сплелись телами, стараясь, уберечь друг друга, от окружающей их необузданной стихии.
Вместе они и возвратились в этот мир — в единении тел, созвучии мыслей и чувств. И только потом, когда унялось бешеное сердцебиение, когда Норман глубоко вздохнул и ласково погладил замершую под ним Викторию, она с волнением ощутила реальность происходящего. Да, на какое-то мгновение она могла забыть о завтрашнем дне, но хотела она того или нет, этот завтрашний день все равно настанет.
— Я люблю тебя, — нежно сказал Норман. — Я всегда буду любить тебя. Всегда.
А завтрашний день уже наступил.
Вода струилась по обнаженному телу Виктории, которое еще недавно так нежно ласкал Норман. Привычное журчание душа, мокрое мыло в руках, аромат трав, исходивший из флакона с шампунем, — все заставило ее вернуться к действительности. В ее кровати спал мужчина, незнакомец с суровыми чертами лица, которому грозила какая-то опасность. И не его вина, что Виктория позволила себе увлечься его фантазией. Виновата она сама. Они смеялись, болтали, любили и прерывались только на сон. Они принимали душ и спешили обратно в постель. Это был необычный день, взорвавший привычный ритм ее жизни. Казалось, время остановилось и подарило им волшебную возможность побыть вместе.
Он читал ей стихи, шутил, рассказал о человеке, которого когда-то знал: тот по голосу мог определить, откуда вы родом, из какого штата приехали. Эти всплески воспоминаний рисовали Нормана таким, каким он прожил много лет.
Его глаза, полные любви и нежности, смеялись, страстно горели, когда он бережно познавал ее тело и душу. Он щекотал ее, и они вместе смеялись. Однажды, сомневаясь в значении какого-то слова, он бросился вниз по лестнице, чтобы вернуться со словарем и, самодовольно усмехаясь, доказать, что толковал его правильно.
— Думаешь, в нашей семье только у тебя есть голова? — сказал он и нахмурился, когда она не засмеялась его шутке. Оттолкнув словарь, он кинулся на постель, привлек Викторию к себе и начал целовать ее, что-то тихо приговаривая. Его голос околдовывал.
Лежа рядом с Викторией, он строил планы: туда-то они поедут, это они сделают, напишут книги, у них будут дети и даже ранчо в Монтане, где можно жить летом в окружении лошадей и гор. Однажды к ним нагрянут друзья, и все будут петь под гитару песни шестидесятых и пить вино из оловянных кружек.
Да, это был замечательный день, а время, проведенное вместе, казалось чудом, сладким и нежным, как его прикосновения, прекрасным, как та иллюзия, которой он жил.
Но сейчас, под звуки падающей воды, под стук вновь пошедших часов, Виктория поняла, что от реальности не уйти. Мечты и обещания оставались лишь мечтами и обещаниями. Рожденные страстью, они были неуловимы и легки, как дуновение ветерка. Он даже не вспомнит, как давал ей самый ценный из даров — обещание любви.
Он говорил, что она нужна ему, и это правда: как целительная мазь открытой ране, как холодная рука горячему лбу больного. И только. Ему нужно вернуться к самому себе, ему необходимы свое прошлое, своя жизнь.
И пока вода лилась по ее плечам, падая к ногам, Виктория ясно осознала, что время фантазий закончилось. Воспоминания скоро вернутся к Норману, и может быть — ей этого очень хотелось, — ему поможет время, Проведенное вместе. Но Виктория понимала, что одного Желания недостаточно.
И будто угадав ее мысли, проснувшись от видений иной жизни, Норман появился в ванной с лицом мрачным и хмурым, с глазами, полными отчаяния. Викторию пронзил страх. Неужели к нему вернулась память? Так скоро, с болью подумала она. Это несправедливо — им досталось слишком мало времени. Ей необходимо больше. Вечность. Вот что она хотела от Нормана Генри. Вечность.
— Нам нужно поговорить, — сдержанно произнес он. На этот раз Викторию охватил ужас. Она готова была заплакать.
Норман шагнул к ней под душ. Она обняла его, будто жаждала уберечь от воспоминаний о другой жизни — о жизни без нее. В ответ Норман крепко сжал любимую в объятиях, словно пытался удержать в мире своих грез.
Она знала, что желание касаться, чувствовать его, быть рядом с ним никогда не исчезнет. Никогда.
Он приподнял ее подбородок и посмотрел в глаза.
— Что случилось, Виктория?
Как сделать так, чтобы он понял ее тревоги и желания, увидел, как ей трудно? Ну почему бы ему не остаться просто Норманом Генри, верящим в то, что он ее муж, а не выяснять, как она жила до встречи с ним. И в то же время она знала: ему необходимо стать прежним Норманом Генри, посторонним человеком.
— Ты сказал, нам нужно поговорить.
Мягкая печальная улыбка заиграла на его губах.
— О, Виктория. Ты думаешь, сейчас произойдет что-то ужасное? — Он притянул ее к себе и медленно повернул так, чтобы вода стекала по спине Виктории.
— Никогда, дорогая, никогда я не скажу тебе того, что причинит боль.
Ее охватила внезапная радость. Пусть у нее повода для веселья и нет, но сдержать ликования она не могла. К нему не вернулась память. У нее есть еще один день… одна ночь. Хотя ненадолго, раз вечность ей не дана, но Норман останется с ней.
Он медленно покачивал Викторию под теплыми струями воды, и в ней вдруг вспыхнула страсть. Ее руки невольно обняли Нормана. Она уже знала его тело, солоноватый привкус его языка, аромат любви, словно они прожили вместе всю жизнь.
Виктория чувствовала, как растет в них обоих вожделение. Приподняв ее, Норман раздвинул бедром стройные ноги. Вода бежала, возбуждая их. Обхватив его ногами, Виктория откинулась назад, держась за могучие плечи. Он подставил грудь Виктории прозрачным струям, в то время как снова и снова проникал в нее.
— Об этом, — он крепко прижал ее ноги к своим движущимся бедрам, — я и хотел с тобой поговорить.
И засмеялся, как победитель, радуясь своему успеху.
— Я никогда не устану от тебя, — сказал он, и ритмичные движения его бедер ускорились. — Никогда.
