Все это навевало тоску, которую, правда, облегчало то, что среди старых погибших корней пробивались свежие побеги той же породы. Значит, все же там, в глубине, выжили какие-то клеточки, давшие деревьям шанс на возрождение. Но, Господи, сколько десятилетий должно еще миновать, чтобы эти жалкие росточки обрели мощную красоту своих трагически погибших родителей!
Напоследок она сделала панорамный снимок, включивший в себя часть плато и Грязную речку, прозванную так из-за того, что последнее извержение забило ее русло каменным хламом.
Закончив со съемками, Бет повернулась к геологу.
— Вы, кажется, что-то говорили о сандвичах. Я проголодалась.
— Как?! Опять? — пошутил он, вспомнив вчерашний ужин.
— Ну, знаете, лучше иметь хороший аппетит, чем всю жизнь сидеть и высчитывать всякую Калорию, как делают некоторые…
— Уж не на меня ли вы намекаете?
— Да нет, к присутствующим это не относится. Я имела в виду своих сестер и маму. Вот уж для кого худоба — цель жизни! Ваша-то стройность — явно не плод длительных и утомительных стараний. Я смотрю, и отец ваш — человек подтянутый, так что вы, очевидно, пошли в него.
— Физически — да, вероятно, но только не во всем остальном.
Враждебный тон его замечания удивил Бет.
— Джошуа Хантер, что это вы так жестко отзываетесь о своем отце? Я его знаю совсем немного, но он показался мне весьма выдержанным, приятным и воспитанным человеком. Он так искренне посочувствовал мне, увидев, что я поранилась, в то время как…
Тут Бет заставила себя замолчать, дабы не наговорить лишнего, вспомнив, что Джошуа тоже проявил к ней участие, заботливо обработав раны и умело перебинтовав локти. Ее охватило смущение.
— Да, уважаемая Элизабет Кристи, признаюсь, сначала я повел себя как олух. Простите мне это и многое другое… Вы совершенно правы, папа — человек, исполненный всяческих достоинств. А резкость замечания в его адрес вызвана лишь тем, что я вспомнил наши прежние трения. В последние восемь лет он оказал мне неоценимую помощь в научной работе. Но до этого тоже была жизнь, и не всегда все так ладилось… Случалось, что мы с ним не разговаривали месяцами.
— Джошуа, если не секрет, сколько вам лет? — не удержалась Бет от давно занимавшего ее вопроса.
— При правильном освещении мне не дашь и тридцати девяти. В иных случаях — и все сорок, — с улыбкой ответил он. — Для вашего поколения мы уже старики. Вам сколько? Двадцать два? Двадцать три?
— В феврале будет тридцать.
— Тридцать? Не может быть! Когда я впервые увидел вас, то подумал, что вам шестнадцать.
— Ох, не напоминайте мне о нашей первой встрече, а то я опять разозлюсь. На этом вулкане невозможно уединиться! Стоит куда-нибудь направиться, тотчас натыкаешься на пьяного или сумасшедшего, к тому же повсюду расставлены лазерные ловушки.
Бет состроила смешную гримасу и закатила к небу глаза, но ей и на самом деле было неприятно воспоминание об их первой встрече, забыть о его грубости и нахальстве никак не удавалось.
— Джошуа, это, конечно, не мое дело, но, с тех пор как я познакомилась с вашим семейством, мне все время кажется, что между вами двумя существует какая-то напряженность. Вы сами сказали, что в иные времена даже не разговаривали. Этому есть какая-то причина? Впрочем, можете не отвечать, поскольку вопрос относится к разряду нескромных. Приличные люди таких вопросов не задают.
К счастью, он не заметил в ее голосе ноток сарказма, поскольку ему больше нравилось думать о ней как о юном простодушном создании.
— Да нет, это не такая уж страшная и мрачная тайна. Стыдиться мне нечего, — сказал он, а про себя подумал: а если что и есть на моей совести, то меньше всего мне хотелось бы, чтобы ты, детка, узнала об этом. Потом он продолжил: — Все это началось из-за отцовской работы. Вы ведь знаете, что он скорее нефтяник, чем геолог?
— Да, вчера он о чем-то в этом роде говорил.
— Теперь он владеет тремя компаниями, которые занимаются разведкой новых месторождений нефти, а также исследованиями новых возможностей применения нефтяных продуктов. Он получает заказы на поиски глубоких залежей нефти и газа в планетарном масштабе. Однако, когда я был ребенком, папа ничего этого не имел, а действовал на свой страх и риск, ведя весьма авантюрный образ жизни. Нанимался в разные фирмы, и те направляли его во все точки земного шара. Но на одном месте подолгу никогда не задерживался, что освобождало его от необходимости таскать за собой семью. Моя мать с удовольствием поехала бы с ним куда угодно, она жадна была до новых впечатлений, до всего неизведанного. Обожала читать все, что подворачивалось, лишь бы там писалось о дальних странах. Мне кажется, еще до того, как на свет явились мы с братом, она была сущей сорвиголовой, из нее получилась бы классная путешественница. Но как она ни умоляла отца, он никогда не брал ее с собой. Так и сидела годами дома, с единственной обязанностью растить и воспитывать нас с Картером. Но однажды наступил момент, когда ее ярость от столь бездарно проходящей жизни переросла в нечто худшее. Забросив все дела, она погружалась в глубокую депрессию. Доходило до того, что в каком-то странном забытьи уходила из дома, не покормив нас и даже не вспомнив, что в доме не осталось никакой еды. Временами наступало облегчение, но ненадолго…
Бет видела, что по мере продвижения этого печального рассказа красивое лицо Джошуа становилось все суровее, а улыбка все горестнее. Ей хотелось протянуть руку и погладить его по голове, согнав со лба резкие морщины, но она удержалась, решив, что лучшее для него сейчас это просто выговориться.
— Мать запрещала нам говорить папе о ее депрессиях. Как-то так получалось, что его возвращения всякий раз оздоровляли ее. Он являлся как герой-победитель, с рассказами о дальних странах, с подарками, которые делали нас с братом объектом зависти соседских мальчишек. Я боготворил его, пока мне не исполнилось пятнадцать. Потом маме стало еще хуже, а до меня наконец дошло, кто виновник ее страданий.
Он замолчал, и в наступившей тишине Бет спросила:
— Почему она не говорила ему о своей болезни?
— Черт, я и сам до сих пор не пойму. Слишком гордая была, а скорее всего, просто очень любила его. Она за всю жизнь плохого слова о папе не сказала. Наоборот, всегда говорила, как он нас любит и как хорошо он о нас заботится. Да, в финансовом отношении он в самом деле прекрасно обеспечивал семью, в деньгах недостатка не было. Но он никогда не проявлял интереса к домашним проблемам, никогда не вникал в наши детские увлечения, вообще, пока мы росли, он нас и всерьез-то не принимал. Ни разу не спросил, например, в какой команде мы играем и часто ли удается нам выигрывать.
