Натали почувствовала, что у нее пересохло в горле.
— Извини… Мне не стоило говорить этого.
— Пожалуй… Что же касается Захры… Да, когда-то мы были любовниками, но после смерти моей матери все изменилось. Ее решение приехать сюда не имеет ко мне никакого отношения, и я ясно дал ей понять, что для нее нет места ни в моей жизни, ни в моей постели.
Неужели Кадир говорит правду? Если так, то эта внезапная перемена от враждебной настороженности к доверию могла бы привести к лучшему взаимопониманию между ними. И возможно, в свое время… он даже полюбит ее.
— Так если ты не был с ней — где же ты был?
— Бродил по саду, размышлял. — Неожиданно он сменил тему. — Ты сказала, что до Венеции у тебя никого не было. Я не дурак, Натали. И знаю, на что может пойти женщина, чтобы защитить своего ребенка. Моя мать говорила, что вовсе не из-за любви к королю Джорджио она врала своему мужу. Якобы она делала это из-за любви ко мне, ее сыну. Она сказала мне, что когда в теле женщины зарождается новая жизнь, ее основной заботой становится эту жизнь сохранить — независимо от того, какие у нее до этого были чувства или моральные принципы. Ты во многом напоминаешь мне мою мать — заботой о других и силой духа.
— И поэтому ты думаешь, я солгала тебе насчет отца ребенка, — это ты хотел сказать?
Казалось невероятным, что между ними идет такой откровенный разговор, когда всего лишь час назад Натали думала, что он держит в своих объятиях другую женщину. И все же Кадир не нашел в себе сил поверить ей. Но, в конце концов, они так мало знают друг о друге. Он попросту испугался и включил свои защитные механизмы.
— Ты лжешь мне. Я знаю это.
— Я говорю тебе правду. Этот ребенок — твой ребенок. Возможно, мне вообще не стоило признаваться, что я беременна, — вырвалось у нее в отчаянии. — Наверное, мне стоило сказать, что я забеременела после свадьбы. Только мне не хотелось, чтобы наши отношения были построены на лжи. — Она положила руку на живот. — Это твой ребенок, Кадир. Если ты не веришь мне, твои сомнения развеет ДНК-тест. Правда, его можно сделать только после того, как малыш родится.
— Мы предохранялись, и этот ребенок не может быть моим, поэтому есть только один выход из сложившейся ситуации.
— Какой?
— Должен быть подготовлен документ, где будет сказано, что этот ребенок не является моим и поэтому не может претендовать на престол после моей смерти.
Натали в отчаянии закусила губу.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — сказала она, боясь до тошноты поверить его словам. — Ты действительно думаешь, что я могу подписать этот документ и лишить нашего малыша его прав? Ты действительно думаешь, что я могла бы так поступить с нашим ребенком?
— Твоим ребенком, — поправил ее Кадир. — Этот ребенок не имеет ко мне никакого отношения, и я никогда не приму его. Поэтому ты либо подписываешь документ, либо я иду к королю Джорджио и говорю ему, что расторгаю наш брак.
— Ты не посмеешь, — прошептала Натали.
— Я не хочу этого. И предпочел бы пощадить чувства моего отца. Он очень гордый человек, и правда о тебе унизит его. Если оставить в стороне твои принципы в отношении секса, за то короткое время, что мы женаты, я уже успел понять, как много ты могла бы сделать для Нироли. Вместе мы могли бы дать нашему народу все, что он заслуживает, но я не могу позволить чужому ребенку называть меня своим отцом.
Кадир подумал о тех часах, которые он провел в борьбе с самим собой. Он уже заставил себя признать, как много Натали значит для него и как он хотел, чтобы она была рядом с ним. Но ему никак не удавалось справиться с чувством злобы оттого, что она продолжает навязывать ему ребенка, который, как он знал, не мог быть его.
— Выбор за тобой, — сказал он, вставая с постели.
Натали осталась лежать, глядя в темноту широко открытыми глазами.
Он предлагал ей так много, но за такую ужасную плату. Почему, почему так все случилось? Если бы она только не поехала в Венецию, если бы она только не встретила его до свадьбы… Почему Кадир не мог поверить ей, когда она отдала ему себя в Венеции? Но разве она не знала ответа на свой вопрос? Кадир был не способен доверять женщинам в принципе, и с этим ничего нельзя было поделать.
Но она не могла позволить ему наказать их ребенка. Если он не изменит свое решение, она найдет способ вырастить малыша. В конце концов, достойных мужчин в ее семье хватает. Она будет защищать и любить свое дитя, даже если Кадир решит отвергнуть их обоих.
Нироли переживала один из своих редких периодов плохой погоды. На побережье обрушился шторм, серые тучи закрыли привычно голубое небо. Вид, открывающийся теперь из окон дворца, был уныл и бесцветен. Прямо как ее будущее и будущее их ребенка, подумала Натали.
Она собиралась утром поработать над своими записями, готовясь к предстоящей встрече с молодыми женщинами Нироли. Она собиралась поговорить с ними о многих возможностях, открывающихся перед ними в связи со строительством центра планирования семьи, но слова участия и надежды просто не шли у нее с языка. Все, о чем она сейчас могла думать, — это о ее бедном ребенке и о том, что он будет лишен возможности расти спокойно и счастливо, уверенно осознавая свое место в мире. Может быть, на этой теме и стоило бы построить ее речь — горькой участи детей, рожденных без любви, нежеланных, чьи шансы на удовлетворение самых важных человеческих чувств были безжалостно уничтожены, прежде чем они успели сделать свой первый вдох. Что могло предложить королевство Нироли этим детям?
Натали отложила в сторону бумаги и встала из-за стола. На сегодня не было запланировано никаких официальных мероприятий, кроме поездки Кадира на виноградники, поэтому на ней была ее обычная одежда — белая тонкая шерстяная кофта с длинными рукавами и черная юбка.
Она обернулась, услышав, как открылась дверь. Ее сердце дрогнуло, когда она увидела Захру.
Меньше всего на свете Натали хотелось бы видеть сейчас любовницу своего мужа — его бывшую любовницу, поправила она себя.
По крайней мере, Кадир поклялся, что между ними все кончено. И если она хочет, чтобы он верил ей, то тоже должна ему верить.
— Это правда, что у тебя будет ребенок? — спросила Захра безо всякого вступления.
Ее бесцеремонность слегка смутила Натали, но еще больше ее смутила мысль, что узнать об этом она могла только от Кадира. А это ведь совсем не та информация, которую можно было бы так вот запросто обронить в разговоре со своей бывшей любовницей.
И когда он сказал ей это? Прошлой ночью, когда она, наконец, погрузилась в свой короткий и беспокойный сон? Не пошел ли он тогда к ней искать утешения?
