— Но вам не обязательно заезжать за мной! — запротестовала Джазлин.
— Я не собираюсь бросать тебя в одиночестве, — ответил отец. — И потом, Грейс призналась мне, что всегда мечтала о дочери. — И добавил с шутливой серьезностью: — Не спорь, детка, родителям лучше знать!
Попрощавшись и повесив трубку, Джазлин подумала, что никогда еще на ее памяти отец не был так счастлив! Интуиция подсказывала ей, что этот брак будет удачен — отец и Грейс словно созданы друг для друга.
Значит, удачные браки все же бывают? Если муж и жена созданы друг для друга… Джазлин оборвала себя. Она не выйдет замуж! Ни за что! Разве что… встретит подходящего человека. Разве что найдет того, кто создан для нее. Снова на ум пришел Холден. Но Холден никогда не сделает ей предложения! Разумеется, если и сделает, она откажет! Разве в родительском доме она не насмотрелась на так называемую семейную идиллию? В ушах у нее до сих пор стоит звон бьющейся посуды, и по сей день она вздрагивает, вспоминая, какие обвинения в пылу ссоры бросали друг другу в лицо отец и его возлюбленные! Боже правый, в то время их дом больше напоминал поле жестокой битвы!
Если это и есть «семейное счастье» — спасибо, без такого счастья она как-нибудь обойдется! Но вот беда — до сих пор Джазлин не случалось влюбляться. Любовь, пришедшая нежданно, все перевернула в ее душе…
Телефон зазвонил снова. Холден?
Однако в ответ на ее «Алло!», произнесенное с нарочитой беззаботностью, в трубке раздался женский голос.
— Позовите мистера Хэтуэя! — властно потребовала незнакомка. Очевидно, она ожидала, что Джазлин бегом бросится выполнять приказ.
Это Джазлин совсем не понравилось. И дело даже не в хамском тоне незнакомки: просто при одной мысли, что ее любимому звонит женщина с мелодичным голосом и аристократическим выговором, девушку охватила жгучая ревность. Чувство это было для нее совершенно новым. Никогда до сих пор Джазлин не случалось ревновать.
— Извините, но его нет дома, — ответила она со всей возможной вежливостью, не желая уподобляться невоспитанной незнакомке. Какое-то шестое чувство подсказывало ей: эта женщина — не сослуживица и не случайная знакомая.
— А где он? — нетерпеливо поинтересовалась ее собеседница.
Ну и хамка!
— А кто его спрашивает?
Очевидно, ее вопрос пришелся незнакомке не по вкусу.
— А вы-то кто? — Голос ее стал просто ледяным. — Экономка?
Похоже, эта важная дама не считает слуг за людей! Джазлин охватило возмущение при мысли, что кто-то может относиться к добрейшей миссис Уильямс с таким презрением только потому, что она работает экономкой в чужом доме!
Ревность и досада, объединившись, подсказали ей блестящий ответ. Что ж, почему бы и нет? Ведь Холден ей разрешил!
— Я подруга Холдена, — твердо ответила она.
Воцарилось потрясенное молчание.
— Вы его… — повторила женщина. — Вы что, там живете?
— Я здесь по его приглашению, — ответила она.
Женщина на том конце провода молча бросила трубку.
Джазлин застыла на месте. Что она наделала! Куда завела ее ревность! Гнев ее рассеялся как дым, уступая место ужасу и стыду.
В панике она старалась припомнить слово в слово разговор с Холденом в то воскресенье. Он сказал шутливо, что будет ссылаться на нее, чтобы избавиться от не в меру настойчивых поклонниц, и позволил ей говорить поклонникам то же самое. Но Джазлин зашла гораздо дальше! Она создала у незнакомки впечатление, что живет с Холденом! Господи, что же теперь делать?
Никогда до сих пор ей не приходилось бороться с ревностью: надо сказать, задача не из легких. Но это полбеды, главный вопрос — как исправить свою неосторожность?
Наверное, надо позвонить Холдену и все рассказать. Но она не знает его рабочего телефона! Можно спросить у миссис Уильямс, но ее сейчас нет… Джазлин не могла успокоиться. Она просто места себе не находила. Пошла в кабинет. Вернулась наверх к себе. Снова спустилась вниз и перемыла всю посуду на кухне. И вдруг телефон зазвонил снова.
Нет! Она не хочет, не станет брать трубку! Предыдущие два раза звонил не Холден, почему же теперь должен быть он? Ты прекрасно знаешь, почему, подсказала ей нечистая совесть. Может быть, на звонок ответит Нэнси? Ах, если бы миссис Уильямс была дома!
Мысленно обругав себя за трусость, Джазлин схватила трубку. Прохладная пластмасса обожгла ей ладонь.
— Алло! — прошептала она, задыхаясь.
— Ты что, бежала? — поинтересовался голос, который она больше всего на свете мечтала и в то же время страшилась услышать.
— Я была в другой комнате, — отозвалась Джазлин, чувствуя, что краснеет. Если Холден ничего не знает — а судя по всему, так и есть, — придется признаться.
— Что-то не так? — поинтересовался Холден.
— Я… э…
— Ну-ну, — подбодрил ее Холден.
— Я… не такая уж я хорошая подруга, как ты думаешь! — выдавила она.
— Не тяни, Джазлин.
— Помнишь наш разговор в прошлое воскресенье?
— Напомни, пожалуйста, о чем речь, — попросил он.
— Ну тот разговор… когда я объяснила тебе… э-э… что я сказала Дэвиду Масгроуву?
— Не хочешь ли ты сказать, что передумала и собираешься встречаться с ним и дальше? — ледяным тоном поинтересовался Холден. Куда девалась вся его доброта!
— Нет, что ты! Конечно, нет! Но…
— Но что?
— Ну, помнишь, ты тогда сказал… — Боже, она опять краснеет! — Ты разрешил мне говорить твоим… поклонницам, что… что…
— Да, помню.
Кажется, в его голосе послышалось беспокойство. Джазлин глубоко вдохнула, словно собираясь прыгать в воду. Назад пути не было.
— Я так и сделала! — с отчаянной смелостью объявила она.
— Что ты сделала?
— Тебе позвонила женщина, спросила, кто я такая и…
— И ты сказала, что ты моя подружка? — Холден все понял с полуслова. И голос его, кажется, звучал не слишком гневно.
— Ты не сердишься? — воскликнула она.
Наступило молчание. Затем в трубке раздался голос Холдена:
— Маленькая моя Джазлин, как можно на тебя сердиться?
Джазлин почувствовала, что сейчас разрыдается.
— Это еще… — пробормотала она, давясь словами, — еще не все.
— О боже мой, что же там еще?
— Я не знаю, кто она такая, — предварила объяснение Джазлин. — А ты знаешь? — Ее снова кольнула ревность.
— Выясню, — помолчав, ответил Холден. Ревность сжала сердце острыми когтями.
— И еще я сказала ей, что живу здесь! — в отчаянии воскликнула Джазлин.
Тишина. Мертвая, зловещая тишина.
— Ты… ты очень злишься?
Холден не ответил. Вместо этого произнес задумчиво, словно обращаясь к самому себе:
