Коннор отошел от Алекс, открыл двери, ведущие на веранду, и вышел. Что ему делать? Однажды она уже оттолкнула его от себя, сегодня предложила жить раздельно. И хотя совершенно несправедливо и жестоко упрашивать Алекс остаться там, где она несчастна, представить свою жизнь без нее Коннор не мог. Каким-то образом следует доказать ей, что она может всецело ему доверять. Но для этого надо как-то уговорить ее остаться.
Коннор потерял слишком многих из тех, кого любил. Потерять Алекс он не имеет права!
— Не уходи, — хрипло произнес он, чувствуя, что она находится у него за спиной. Каким-то непостижимым образом от присутствия Алекс менялась даже окружающая обстановка. Ответ Алекс подтвердил правоту размышлений Коннора.
— Не скрою, мне очень хочется остаться.
Коннор повернулся к ней лицом и покачал головой.
— Извини меня, ради бога. Мне следовало все обговорить с тобой заранее, до похода на родео, и убедиться, что наша поездка не причинит тебе никаких неудобств. Я не продумал ответы на вопросы, которые могли задавать люди о нас с тобой. Однако я клянусь тебе, Алексис, что не сказал ничего о нашей договоренности.
— Я казалась себе такой... жалкой. Все смотрели на меня, оценивали, не зная правды.
Вопреки всему, что Коннор твердил себе уже долгое время, ее слова пробудили в нем чувства, которые нельзя было не замечать. Он шагнул вперед и взял ее за руки.
— Никто и никогда не станет тебя осуждать. Ты честна, добра и порядочна.
Алекс освободила свои руки и отошла в сторону.
— Честная и порядочная женщина не стала бы выходить замуж по расчету.
— Честный и порядочный мужчина не стал бы убеждать беременную женщину выйти за него замуж для того, чтобы получить доступ к своему трастовому фонду.
— Именно поэтому я должна уйти, неужели ты не понимаешь? По меньшей мере если я уеду, то останусь честным человеком.
Коннор окончательно растерялся, ведь если он скажет Алекс правду, которую тщательно от нее скрывает, она и вовсе сбежит с ранчо сломя голову.
— Я не хочу, чтобы ты уезжала, — сказал он, стоя к ней спиной. — Требуй все, что захочешь, но не покидай меня.
— Почему тебе важно, где я живу?
— Важно, и точка. Давай не будем больше обсуждать это.
— Так не пойдет. Я не могу подчиняться чьим-то капризам. Мне нужно думать о ребенке, ну и о своем будущем тоже. Если ты не объяснишь мне толком, зачем я тут тебе нужна, мне придется уехать отсюда.
— Ну хорошо, — кивнул Коннор. — Давай поговорим. Я действительно хочу, чтобы ты жила здесь. Мне нравится твое общество, если тебе это интересно знать. Сколько времени я бродил в одиночку по этому старому дому, и теперь мне очень приятно твое присутствие. Ну и главное: я хочу, чтобы с тобой и ребенком было все в порядке.
— Спасибо за заботу. Очень приятно слышать твои слова. Но это ничего не изменит. Мне все равно надо уехать. Какая разница, когда это произойдет: сейчас или через несколько месяцев?
Коннор повернулся к ней и внимательно на нее посмотрел. По блеску в ее глазах и трясущимся рукам было видно, что она очень расстроена. Сейчас Алекс не следовало принимать поспешных решений.
— Ты слишком расстроена сейчас. Не время спешить. Мы обязательно все обговорим и сделаем так, чтобы оба остались довольны: и ты, и я. Но сейчас я не могу тебя отпустить. Извини.
Коннор не смог разгадать выражение, появившееся на лице Алекс. Казалось, она удивлена и не знает, как ей поступить.
— Ты запрещаешь мне уезжать?
— Да, я запрещаю тебе уезжать...— Он прервался, потом заговорил мягче: — Я прошу тебя остаться и продолжать выполнять условия нашей договоренности.
Боже, что же ей теперь делать? Рассудок Алекс настойчиво твердил ей, чтобы она уезжала. Чем дольше она живет с Коннором, тем больнее потом будет расставаться. Если она останется, ее жизнь превратится в пытку, ведь каждую минуту, каждую секунду она будет думать о том, что ее чувство безответно.
Алекс посмотрела в глаза Коннору. Что ж, ей никогда не удавалось мыслить здраво, когда она смотрела на него. Однако сейчас, как только их взгляды встретились, показалось, будто она слышит то, что он хотел ей сказать, хотя его губы были неподвижны.
Не уезжай, останься со мной, говорил его взгляд.
Пусть Коннор не приходился отцом ее ребенку и в брак они вступили, будучи совершенно незнакомыми другу друг людьми, сердце все-таки подсказывало Алекс: между ними возникло нечто большее, нежели просто договоренность. Может быть, это была любовь? Она не знала ответа на этот вопрос. Алекс понимала одно: они нуждаются друг в друге, заполняя ту бездну одиночества, которая царила в душе каждого до их встречи. Именно поэтому она согласилась с Коннором.
— Хорошо, я останусь до тех пор, пока не родится ребенок.
Перемирие между Коннором и Алекс оказалось временным. Похоже, оба поняли, насколько далеко они зашли в своем притворстве и что в любой момент их обман может раскрыться. Они шли по краю обрыва, давая повод окружающим для самых глупых шуток. В следующие дни между ними не происходило никакого сближения, больше не было ни поцелуев при лунном свете, ни долгих взглядов друг на друга во время завтрака. Все было так, как они договорились делать с самого начала. Только платонические отношения.
Алекс радовалась тому, что осталась на ранчо Коннора, и одновременно злилась на себя за нерешительность.
Коннор вел себя по-дружески, что являлось обычным для него делом. Он улыбался и шутил за обедом, заботливо спрашивал Алекс о том, как она себя чувствует, планировал дела на ранчо.
Однако Алекс мечтала о большей интимности отношений с Коннором.
Она держала себя в руках, занимаясь домом, совершенствуя навыки готовки, собирала первый, выращенный ею самой урожай в саду. Ей так не хватало нежных и любящих взглядов Коннора! Когда ребенок начинал шевелиться, она улыбалась самой себе и успокаивающе касалась рукой живота. Больше она не просила Коннора прикоснуться ладонью к ее животу и почувствовать толчки ребенка. Как же ей снова хотелось ощутить прикосновение его широкой ладони на своей коже!
Алекс больше не задавала вопросов о кризисе на ранчо. Дни шли на редкость размеренно, и ничего необычного не происходило.
Наступила середина июля. Невыносимая жара начиналась уже с самого рассвета. Приходилось облачаться в шорты, легкий топ и сандалии.
В тот день Алекс проснулась в шесть часов утра. Дышалось с трудом, настолько раскаленным был воздух. Алекс посмотрела на фотографию, стоящую на прикроватном столике, — это единственное, что осталось у нее на память о родителях. На фотографии Алекс было тринадцать лет.
