Ксения выжидательно смотрела на няню.
— За шесть месяцев в моей жизни произошло много событий. Главное из них — любовь к твоему отцу. Я его полюбила, Ксюша. Полюбила и вас с Ниночкой.
— Так не бывает. За полгода полюбить невозможно.
— Когда вырастишь, ты меня поймешь.
— Я и сейчас не маленькая.
— Не будем спорить. — Людмила протянула Оксане календарик.
— Зачем он мне?
— Красной ручкой я обвела сегодняшнее число.
— Вижу, а для чего? И семнадцатое декабря тоже в кружке.
— Верно. Прошу у тебя всего сто дней. Сто дней, в течение которых моя судьба будет находиться в твоих руках. Если по истечении срока ты не захочешь, чтобы мы с твоим отцом были вместе… я уйду. Уйду насовсем — безвозвратно.
— А как же любовь? — Оксана бросила календарик на кровать.
— Любовь к Виктору будет жить в моем сердце вечно.
— Папка знает?
— Нет. Ему незачем знать о нашем соглашении. Ты ведь согласна дать мне шанс?
Ксюша ответила не раздумывая:
— Сто дней так сто дней.
— Спасибо.
Начался отсчет.
Говоря с Оксаной, Людмила ничуть не лукавила. Она действительно в случае отрицательного ответа Ксюши готова была добровольно проститься со своей любовью.
* * *
И вот парадокс — стоило Алимовой начать мысленно готовиться к очередному удару судьбы, как в ее взаимоотношениях с Ксенией наметился незначительный сдвиг.
Нет, девочка вовсе не бросалась на шею няньки и не целовала ту в обе щеки. Оксана вела себя по-прежнему — подчеркнуто отчужденно, но… Нежданно-негаданно ее холодное «Эй!» кануло в Лету. Она стала называть Людмилу по имени.
В конце октября Ксюша впервые присоединилась к Ниночке, когда та играла с Алимовой в настольную игру.
В ноябре Оксана подхватила ангину. Несколько дней ртутный столбик термометра упорно не желал опускаться ниже сорока градусов.
Людмила дежурила у кровати ребенка практически круглосуточно. Даже Ниночка, привыкшая, что Люся всегда находится при ней, начала капризничать:
— Ты теперь все время сидишь у Оксаны, мне скучно.
— Детка, она болеет, я должна за ней ухаживать, чтобы Ксюша быстрее выздоровела.
Когда с неба упали первые снежинки, Оксана попросила Алимову принести стакан морса.
Вернувшись в спальню, Люда застала Ксюшу стоящей у окна.
— Ты почему встала? Быстро ложись в кровать.
— Подожди, дай посмотреть на снег.
— Успеешь еще насмотреться — зима впереди. Давай-давай, ложись.
Нехотя подойдя к кровати, Оксана закашляла.
— Надоело болеть.
— Скоро поправишься. Температура спала. Теперь главное — больше пить и спать.
— Горло еще дерет и дышать трудно.
— Может, тебе почитать?
— Почитай.
Людмила включила ночник и, поудобнее устроившись у изголовья Ксюши, открыла книгу.
Вскоре Ксения задремала. Но стоило Алимовой встать, девочка быстро заговорила:
— Ты не закончила.
— Я думала, ты спишь.
— Нет, я слушала.
Чтение продолжилось.
В десять вечера на Оксану напала зевота.
— Засыпаю, — прошептала она, с благодарностью глядя на Людмилу.
— Свет оставить включенным?
— Как хочешь. А ты сама можешь идти, не надо сидеть в кресле.
— Я уложу Ниночку и сразу вернусь.
— Люда, мне нужна твоя помощь.
— Слушаю.
— Там, на полке, лежит твой календарик.
У Алимовой екнуло в груди.
— Возьми его.
Людмила выполнила указание.
— А теперь бери ручку и зачеркни сегодняшний день, — слабо молвила Оксана.
Люда посмотрела на оборотную сторону календаря и едва удержалась от вырывающегося из груди стона.
Все цифры до сегодняшнего дня были аккуратно перечеркнуты синими чернилами.
Выходит, Оксана ежедневно отсчитывает денечки ее пребывания в коттедже. Внезапно шальная мысль пронзила мозг: а вдруг она стала такой положительной вовсе не по собственной воле? Что, если Ксюша, заранее зная о неминуемом уходе Алимовой, решила скрасить последние недели няньки, демонстрируя хорошее поведение и покладистость?
«Нет. Я отказываюсь этому верить, — стучало в висках. — Все обстоит иначе».
Поставив жирный крест на цифре двадцать пять, Людмила вышла.
Призрачные надежды на положительный исход постепенно растворялись, уступая место знакомому чувству тревоги.
Виктор неустанно твердил о необходимости отнести заявление в ЗАГС.
— Милка, сколько можно тянуть?
— Еще не время.
— Я начинаю нервничать. Ты от меня ничего не скрываешь?
Люда обвила шею любимого и слегка коснулась губами его губ.
— Я тебя люблю.
— Так в чем проблема, откуда столько упорства? Я заметил, вы с Ксюхой нашли общий язык, все складывается хорошо.
— Наберись терпения. Оно нам всем необходимо.
— Мое терпение иссякает с каждой минутой. Не желаю терпеть, не желаю ждать. Хочу дать тебе свою фамилию и закричать во всеуслышание, что ты — моя законная жена!
— Я жду этого момента не меньше твоего, но не все так гладко.
— Дело в Оксане?
— В ней.
— Она смягчилась.
Отстранившись, Людмила тихо проговорила:
— Семнадцатого декабря дам окончательный ответ.
— Почему именно семнадцатого?
— Считай это моей прихотью.
Второго декабря отмечали пятый день рождения Ниночки.
Получив множество подарков, Нина с грустью в голосе констатировала:
— Почему я всегда дарю Оксане подарки, а она мне нет?
Виктор переглянулся с матерью.
Людмила посмотрела на циферблат часиков.
— Ксюша задерживается, я ее позову.
— Не стоит. — Алла Леонидовна разглаживала край скатерти. — Она не спустится.
— Оксанка не любит праздновать мой праздник, — плаксиво сообщила Нина.
— Я все-таки к ней зайду.
Постучав, Люда толкнула дверь.
Ксюша сидела на полу, пристально вглядываясь в цветные фотографии, разбросанные рядом.
— Оксан, тебя ждут внизу.
— Пусть ждут, я не выйду из комнаты.
— Нина сегодня именинница.
— Только не для меня. Пять лет назад в этот день умерла мама, а ты хочешь, чтобы я смеялась и помогала Нинке задувать свечи на торте?
Людмила села на корточки.
— Можно посмотреть с тобой фотографии?
— Смотри.
Со всех снимков улыбалась Татьяна.
— Эта фотография моя любимая. — Девочка протянула фото, на котором были запечатлены смеющиеся супруги Леонтьевы и хохочущая Ксюша. — Мама уже ждала Нинку, видишь, какой живот большой.
Людмила заплакала. Стараясь, чтобы Оксана не увидела ее слез, быстро обняла девочку за плечи и прижала к себе.
