И это показалось ему большой подлостью по отношению к Эмили. Да, он ровным счетом ничего не должен ей — ничего, что выходило бы за рамки их соглашения. И тем более не обязан хранить какую-то верность. Он свободен, как ветер — не здесь, не в Нью-Йорке, где ветер теряется и умирает среди кирпичных коробок, а где-нибудь на просторах Техаса или Миннесоты.
И все-таки есть что-то неправильное в том, что он вспомнил об этом только сейчас. Как будто маленькое предательство. И может быть, это иллюзия, которая не имеет под собой никакой почвы вне его — внутри себя Том еще меньше хотел быть предателем.
С другой стороны, возможно, именно отсутствие женщины делало его жизнь с Эмили все мучительнее и мучительнее. И ее упрямо сжатые губы и строгий взгляд темных глаз тут вовсе ни при чем. Но каждый раз, когда Том видел, как она выходит из душа — с мокрыми прядями волос, в футболке или майке, которая бесстыдно льнет к влажной раскрасневшейся коже… Он изо всех сил сжимал зубы, стараясь этим нехитрым действием укрепить свою волю. Мы вожделеем к тому, что видим. И мало-помалу Эмили стала для него самой желанной женщиной на земле. Самой желанной, самой близкой — и самой недоступной. Ад.
Она свято верит в то, что отношения между мужчиной и женщиной регулируются простыми договоренностями, что любовь — это миф, который мужчины придумали для женщин, чтобы оправдать свою потребность в сексе, и что ей самой близость с мужчиной не нужна вовсе, — и все это ничего не меняло для него.
На выходные Мэтт и Мэри пригласили его съездить на барбекю к родителям Мэри. Том почти обрадовался перспективе провести денек-другой вдали от золотоволосого соблазна. Может статься, это внесет хоть какую-то ясность в его перепутавшиеся мысли…
Ясность эту ему пытался подарить Мэтт.
— Ну как там твоя прелестная подружка? — спросил он первым делом, когда все расселись вокруг стола, установленного в милой беседке.
Том выронил вилку с наколотым куском ароматного дымящегося мяса. Возникла пауза, в процессе которой все женщины — то есть Мэри, ее мать и тетя — оказались заняты тем, что убирали пятна жира со стола и брюк Тома, бегали в дом за чистым прибором, раскладывали повсюду салфетки и делали все, что в просторечии называется «хлопать крыльями».
От такого потока всеобщего внимания Том чувствовал себя неловко. Но еще более неловко ему было оттого, что ему не удавалось соотнести слова Мэтта с реальностью.
— Ты о чем, старина? — спросил он вполголоса, пользуясь легким замешательством присутствующих.
— Как о чем? И вообще — почему «о чем»? О ком! О твоей хорошенькой соседке! Ты ведь уже замутил с ней?
— Том, у тебя роман с соседкой? — поразилась Мэри.
Том не уловил в ее тоне ни нотки ревности. Возможно, ее там и не должно было быть. А может быть — Мэри за несколько лет научилась блестяще скрывать свои истинные чувства. Хотя нет, скрывать истинные чувства — это плохо, это нечестно, а Мэри — светлая душа… Ах, черт подери, он совсем, совсем запутался!
— Да, я же тебе говорил! — охотно подтвердил Мэтт.
— Ты ей говорил?! — Потрясению Тома не было предела.
— Да. Она же просто куколка, разве нет? Откуда это возмущение в твоем тоне?
— Мэтт, у нас ничего нет!
— Да брось! Она же…
— Только попробуй еще раз сказать, что она красавица, — угрожающе предупредил Том.
— А разве это неправда? — обиделся Мэтт.
— Что красавица — правда. И что Эмили моя соседка — тоже правда. Все остальное — досужие домыслы.
— Томми, я слышала, у тебя новая девушка? — уточнила подоспевшая мать Мэри, полная миловидная женщина с девически тугими кудрями.
— Да, они уже вместе живут, — пояснил ее муж, отставной полковник Филипс.
Том едва не взвыл — от внезапно осознанной невозможности переделать этот мир.
— Жить, как мужу с женой, до брака — это грех, — назидательно изрекла бабушка Мэри.
Она была слишком старенькой, чтобы участвовать в суете вокруг упавшей вилки, а потому сидела тут же, на почетном месте… и делала вид, что тихонечко дремлет.
Том встал. Его хватило на то, чтобы вежливо извиниться… и сесть обратно. Если бы он сбежал, то признал бы тем самым, что, во-первых, слаб духом, а во-вторых, что в чем-то виноват, ну и, само собой разумеется, что все домыслы верны.
Когда они с Мэттом остались один на один, Том едва сдержался, чтобы не задушить друга:
— С чего ты взял, что у меня с Эмили что-то есть? Да еще и стал распространять эту сплетню…
— А разве ничего нет? — искренне удивился Мэтт.
— Нет!!!
— Хм… а почему ты тогда ведешь себя, как внезапно остепенившийся семейный человек? Из дома тебя не вытащишь. Вечером посмотреть матч «я не могу, мне нужно встретить Эмили». В субботу «я не могу, мы идем за покупками». Рубашки — белее снега… И ты после всего этого будешь мне говорить, что она просто соседка?
— Да, у нас с ней договор. — Том постарался сохранить остатки спокойствия. Он позже подумает о том, как так получилось, что у Мэтта сложилось подобное впечатление.
Оно ведь чертовски правильное, это впечатление. Все кусочки мозаики Мэтт собрал верно. И только вывод сделал неправильный.
Хотя… может, это Том сделал какой-то неправильный вывод?
— Какой такой договор?
— Она делает женскую работу по дому, я мужскую. Все четко.
— И ты хочешь сказать, что спите вы порознь?
— Естественно. — Том кивнул для убедительности.
— По-моему, ты кому-то хочешь запудрить мозги. Мне, себе или ей, — задумчиво сказал Мэтт. Усмехнулся, покачал головой.
— Думать так недостойно истинного христианина. — Том постарался обратить все в шутку. Обычно Мэтту странно льстила его «непохожесть» на благообразного прихожанина своей церкви.
— Есть вещи, которых настоящие мужчины не делают, — в тон ему отозвался Мэтт.
— Ты о чем?! — Том почувствовал, что лицо вспыхивает от прилившей крови: то ли стыд, то ли гнев.
— О том, что ты, мой друг, влюбился, и это написано у тебя на лбу крупными буквами люминесцентной краской. А еще ты ведешь себя, как школьник, которого уличили в нежной страсти к однокласснице. И это тоже более чем заметно. Ты яришься и отнекиваешься, а потом сидишь с отсутствующим видом. Уже, наверное, пятнадцать раз за последний час вспомнил о своей ненаглядной блондиночке и пожалел, что не остался дома.
Вот уж что правда, то правда!
Том потер лоб рукой. Он ведь на самом деле мыслями все время возвращался к Эмили. Она вроде бы собиралась к родителям. Получился «взаимный выходной». Но он сам боялся себе признаться в том, что ему страшно хотелось бы переиначить все, оказаться дома, пойти с ней за покупками… нет, сначала — погулять в парк, покататься на чертовом колесе, а потом уже — за покупками. К тому же они давно хотели устроить домашний маскарад…
