— Никуда? — хрипло переспросил Глеб. — Вдвоем? Ты очень рискуешь, Катя Самарская, ты это знаешь? Это ведь… чревато. Глазом моргнуть не успеешь, как станешь моей девушкой по-настоящему
Катя хмыкнула:
— Знаю. Ты не угрожаешь, а действуй. Я давно совершеннолетняя. И я… тебя люблю. Но если ты против…
— Нет! Я не против!
— Тогда покажи, где у тебя душ.
Глава 12
Глеб встал раньше. Осторожно убрал с плеча Катину руку. Побродил по комнате, нетерпеливо посматривая на часы. На циферблате было начало восьмого. Катя еще спала. Глеба разрывало: он и хотел разбудить ее, и боялся потревожить. Даже шум кофеварки мог бы спугнуть сон, нарушить дивную картину.
Они не спали почти до утра. Каждая минута несла новый взрыв эмоций. Нежные ласки, откровенные признания, смех, поцелуи… просто молчание в объятьях друг друга. Когда Глеб вспоминал эту ночь, его захлестывало с головой. Он бы поделился своими чувствами и свежими эмоциями, которые принесло утро (светило солнце, а из редких облачков срывались снежинки — первый в этом году ранний снег), но как же жалко было будить Катю.
Глеб даже не заметил, как в его руках очутился альбом для скетчей. Мягкий карандаш ложился на рыхлую бумагу сначала грубыми, затем все более тонкими штрихами. Глеб рисовал разметавшиеся по подушке пряди, подсвеченные солнечными лучами до огненной бури, отблеск на плече. Чашу обнаженной груди — с замиранием сердца, с улыбкой и легкой дрожью в руках. Тонкую руку на подушке — тщательно, стараясь передать прозрачность кожи. Он вспомнил тот вечер, когда впервые увидел Катю — девушку с картины старых мастеров. Мог ли он знать, что все будет вот так? Что однажды они все же будут вместе?
Пришла очередь мягкой пастели. Глеб нетерпеливо накладывал ее кончиками пальцев. Пальцы стали столь чувствительными, что он ощущал ими плотность цвета и его структуру.
Волны золота на Катиных волосах. Их проработка доставила Глебу особое наслаждение. Как получилось, что он так давно не рисовал? Почему сам лишил себя удовольствия?
Ему уже не нужно было смотреть — вся картина была у него в голове. Он так погрузился в работу, что перестал видеть и слышать реальность. И вздрогнул, когда ощутил Катины губы на шее. Она стояла рядом, кутаясь в простыню, и улыбалась. На обнаженных плечах скользили блики от солнца.
— Как красиво, — прошептала Катя, покраснев. — Я так давно не видела, как ты рисуешь. Никогда и никому это не показывай. Слишком… интимно.
— Не буду, — согласился Глеб, отвечая на поцелуй. И потянулся, хищно растопырив испачканные пастелью пальцы. — Знаешь, ты лучше, чем холст. Иди сюда.
— Нет-нет-нет, — с шутливым испугом пробормотала Катя, пятясь и уклоняясь от объятий. — Я в душ и вообще… кофе хочу. У тебя там кофемашина, я видела. Теперь как честный человек ты просто обязан сделать мне кофе с пенкой!
— Вот елки-палки! — встрепенулся Глеб. — А на завтрак ничего! В холодильнике мышь повесилась. Ван сек, ты пока в душ, а я в пекарню сбегаю.
— Ты в «Печку»? Мне ватрушечку, с малиной, вот такую! Две! — Катя оживилась, нарисовала пальцем в воздухе завиток, от чего простыня немного съехала.
Ей пришлось спасаться от Глеба бегством. Дверь душа закрылась перед самым его носом. Отсмеявшись, он быстро оделся и сбежал вниз. На первую пару они с Катей точно опоздали. А вот на вторую есть шанс успеть. Если, конечно, не увлекаться. А не увлекаться трудно. Однако он хорошо знает Екатерину Самарскую и не надеется на то, что ему разрешат еще один прогул.
Он, наверное, выглядел как-то по-другому. Возможно, даже… сиял. Вечно серьезная, сосредоточенная продавщица Аня, привыкшая к его визитам, посмотрела странно и тоже заулыбалась. Выбрала самые красивые ватрушки, бросила в пакет подарок — крошечную, на пару ложек баночку с домашним джемом.
Телефонный звонок застал Глеба на полпути к общежитию. Он как раз читал сообщение от Кати и рассматривал ее фото.
>уже скучаю. и кушать хочу. скучаю больше, чем кушать(честно-честно)
На фотографии она была в ванной. От губ с бульканьем разлетались стикеры-сердечки. Глеб хохотнул: вот бы не подумал никогда, что Катя способна на подобную милоту.
— Алло, — нетерпеливо ответил Глеб, глядя под ноги. Не хватало еще растянуться на подмерзших, едва присыпанных снежком лужах.
Звонок был с незнакомого номера, но приложение для проверки входящих не выявило спам. Иначе Глеб не взял бы трубку. А то, может, кто-то из одногруппников опять номер поменял.
— Привет.
Глеб сразу узнал голос.
— Антон?! — вырвалось у него. — Это ты, пап?!
— Да, это я, — голос в трубке дрогнул.
— Как ты?! Где ты?!
— Глеб, Глеб, нет времени, все позже. Слушай внимательно.
Антон говорил быстро, четко, сразу вспомнилось, что таким голос отчима становился в ситуациях, когда нужно было концентрироваться, реагировать и действовать. Глеб тут же напрягся, сфокусировал внимание на том, что сейчас услышит. Все эмоции потом.
— Да, пап, говори.
— Коротко по ситуации. Я жив, как видишь, здоров и на свободе. Не мог ничего сообщить раньше, такая селяви, как говорится, — отчим хмыкнул. — В общем, все это время я, можно сказать, был на задании, полиция в курсе. Позвонить не мог, написать тоже. Сейчас все под контролем, насколько это возможно. Главного фигуранта взяли в Германии, везут в Москву. Но есть одно «но»: пара его шестерок еще на свободе. Думаю, будут давить на тех, кто может дать показания. До меня они не доберутся, а вот вы… Полине я позвонил, но она в безопасности…
— Угу, еще позавчера в Италию свалила, — подтвердил Глеб. — Утром сообщение получил.
— Да. Дед забрал Лешку и уехал. Мишу я тоже предупредил. А ты… — отчим помедлил, — ведь вы с Катей учитесь вместе, в одном вузе, да? Дядя Миша сказал…
— Мы вместе, да, — торопливо заговорил Глеб.
Сколько раз он представлял себе этот момент объяснения и даже пытался предугадать реакцию Антона. Ведь Глеб ему, как сын, это понятно. Но Катя… она толком дочерью побыть не успела. Получается, не должен Антон смотреть на них с Катей как на своих детей.
Отчим помолчал, а потом спросил, с осторожностью, как показалось Глебу:
— Насколько вместе?
— Совсем, — выдохнул Глеб. — Мы любим друг друга. Уже давно. Еще со школы.
Еще одна мучительная пауза. Антон словно забыл, что минуту назад просил свести разговор к строгому обмену необходимой информацией.
— Дядя Миша начал мне рассказывать о твоем визите к ним, и я понял, что он знает о вас с Катей больше, чем я. Меня это, честно говоря… озадачило.
— Ты не против?
Сердце у Глеба колотилось, на лбу выступил пот.
— Даже если я был бы против, это что-то решило бы?
— Нет, — признался Глеб. А мысленно договорил: «но усложнило бы».
— Тогда мне нужно это… принять. Но дядя Миша говорил, вы поругались, сильно.
— Мы помирились. Поговорили, во всем разобрались и помирились. Антон… понимаешь, я очень сильно люблю Катю. Мне никто другой не нужен, только она. Я о ней позабочусь. Если нужно, увезу прямо сейчас, спрячу.
— Защитник. Ты вырос, Глеб… — отчим беззлобно хмыкнул, а потом, уже серьезно, продолжил: — Я тебе доверяю. Ты, если нужно, всегда голову на плечах сохраняешь. Поэтому и звоню тебе, а не Кате. Она упрямая и учиться старается на отлично, не пропускать занятия, я прав?
— Не без этого, — от облегчения Глеб даже хохотнул.
— Кушает как?
— Вот, — Глеб смутился, — булочки ей несу.
— В общем, берешь Катю — хватаешь ее, что бы она там не говорила — и делаешь то, что скажу, — голос Антона вновь стал строгим. — Инструкции дам только в устной форме. Запоминай…
Катя
Катя ходила по комнате, прикасаясь к вещам Глеба. Надо же, какой чистюля. В школе он таким не был. А сейчас каждая вещь на своем месте. И комната словно… дышит, наполненная воздухом, легким морозцем из приоткрытого окна, запахом Катиных духов.
