ГЛАВА ВОСЬМАЯ
– Вы обещали помочь мне с этим. – Мэтт полез в карман и вытащил горсть мелких монет. – Сколько стоит зуб по теперешним временам?
Эмма оторвала взгляд от кипы кулинарных книг. Перед ней лежала стопка бумаги, и казалось, будто она готова потратить весь вечер на выписку рецептов. Он не понимал, почему она так зациклилась на том, чтобы состряпать нечто особое. Он не возражал против гамбургеров, а в морозильной камере запасов мяса для жарки хватило бы до следующего мая!
– Понятия не имею. Сколько у вас мелочи?
Он разложил монеты на ладони.
– Пятьдесят, семьдесят пять, восемьдесят пять, девяносто… два.
– Девяноста двух центов вполне достаточно. Мэтт посмотрел на стенные часы над газовой плитой. Был десятый час вечера, и дом уже давно затих. – Думаете, они спят?
Она прислушалась:
– Наверху очень тихо.
– Трудно их было уложить?
– Нет. Я думаю, они очень устали, а Макки так переволновалась, оттого что завтра идет в школу, что разделась самостоятельно в половине восьмого.
– Она любит школу.
Эмма улыбнулась.
– Да. Она не может дождаться того времени, когда станет ходить в школу каждый день, как ее старшие сестры.
– Вы очень добры к ним.
Девочкам нужна мама. Это было видно по тому, как они обожали Эмму и как искали ее внимания, подобно трем маленьким утятам, зовущим кряканьем маму-утку. Он задумался, вели ли они себя так же в доме его сестры в Омахе, или только Эмма была такая особенная? Он желал знать, знать наверняка, был ли он прав, однако в эту минуту он был уверен лишь в одном: Фея-владычица Зуба должна обязательно нанести визит Марте, иначе завтра поутру будет адский тарарам.
Эмма улыбнулась:
– Вы и вправду так думаете? Я мало бывала среди детей. Была единственным ребенком в семье.
Интересно, осознает ли она, что приоткрыла только что частичку своей личной жизни.
– Кто в вашем доме был Феей-владычицей Зуба – мать или отец?
– Понятия не имею. Я жила в школах-пансионах, где не занимались такими глупостями.
– Глупостями?.. – повторил Мэтт, опустив глаза на мелочь у себя на ладони. – Возможно, так оно и есть, но эти глупости делают детей счастливыми.
– Я сама так не считаю, – сказала она быстро, смутившись, когда он перехватил ее взгляд. – Но мои учителя находили это смешным и не одобряли.
– Мало походит на детство.
– Это имело свои плюсы и минусы. – Она закрыла кулинарную книгу и встала. – Как мы разыграем явление Феи-владычицы Зуба? Вам придется мне показать.
– Пойдемте. Тихо-тихо, и мы их не разбудим.
– А что нам делать, если она проснется?
– Я притворюсь, будто навещаю ее перед тем, как лечь спать, ну и остается надеяться, что утром она об этом не вспомнит.
– Хороший план, – сказала она, поднимаясь за. ним по коридору и вверх по лестнице. – Вы проделывали это много раз?
– Нет.
Он не пускал к себе ни одну женщину наверх с тех пор, как умерла Патти. Бывали и другие домработницы, однако ни одна не вселяла в него такого чувства. Он ощущал себя очень скованно.
– Что случилось?
Он скользнул по ней взглядом, зажигая в коридоре маленький ночник.
– Ничего. А почему вы спрашиваете?
– У вас хмурый вид. И вы совсем не похожи на фею, – прошептала она. – Пойдемте.
Он осторожно приоткрыл дверь в комнату Марты и Мелиссы. Эмма попятилась назад.
– А что мне полагается делать? – услышал он за спиной ее шепот.
– Помогите мне найти зуб, – объяснил Мэтт таким же тихим голосом. – Ваши руки меньше моих.
Они прошли на цыпочках по комнате мимо кровати Мелиссы. Малышка свернулась клубком под одеялом, ее волосы разметались темными струями по белой подушке. Марта лежала, растянувшись поверх покрывала, ее руки были широко раскинуты в стороны, а маленький ротик приоткрыт. Она напоминала человека, который после долгого утомительного дня провалился в сон сразу же, едва коснувшись постели. Мэтт приподнял край подушки и жестом предложил Эмме скользнуть под нее рукою и найти зуб.
Она вопросительно глянула на него, потом нащупала и вытащила сложенный вчетверо лист бумаги. Мэтт передал ей деньги и следил, как она осторожно складывала мелочь под подушку, не потревожив Марту: голова девочки сдвинулась на какую-то долю дюйма.
Он кивнул, и они вместе покинули комнату. Мэтт закрыл дверь, и Эмма перевела дыхание.
– Здесь, – сказала она, вручая ему бумажный конверт.
– Вы их храните?
– Не знаю. Кажется, да.
Мэтт развернул бумагу, и маленький зуб упал ему на ладонь.
– «Дорогая Фея-владычица Зуба, – прочитал он вслух. – Спасибо, что пришла в мой дом. С любовью, Марта».
– Мило.
– Она любит писать письма. – Он сложил бумажный лист и сунул его в карман рубашки.
– Фея не пишет ответ? Мэтт на секунду задумался.
– Нет. Слишком рискованно.
– Полагаю, вы правы. Что ж, я, пожалуй, пойду спать, – сказала Эмма. – Спокойной ночи. – Она замешкалась. – Еще раз спасибо, что взяли меня на скотопригонные торги. Я хорошо провела время, хотя чуть было не заставила вас купить свинью.
Он коротко засмеялся.
– Нам пришлось бы потесниться.
Она стояла так близко, что он коснулся бы ее рукой, если б набрался мужества. Ее темные ресницы, дразнящее выражение лица, зеленые глаза, их лукавый и пристальный взгляд – от всего этого сердце переворачивалось в его груди. Он удерживал в памяти мимолетный образ ее маленькой ручки, скользящей вдоль покрывала. Эмма двинулась к лестнице.
– Я лучше пойду, пока Марта не проснулась и не услышала, как Фея-владычица Зуба беседует в коридоре. Спокойной…
– А как насчет Пасхального Зайчика? – вынужден был спросить он, не желая, чтобы она покидала его одного в коридоре. Они стояли очень близко друг к другу, и он не понимал, как это случилось. – Когда вы были ребенком, вам дарили корзиночки с желе из бобов и с шоколадом на Пасху?
– Да. Мой отец всегда дарил их вместе с кроликом Годивой. С желтым атласным бантом вокруг шеи.
– А как насчет Санта-Клауса?
Она покачала головой, и он опустил глаза. У нее была красивая линия губ, розовых, ярких, на ее щеках лежали блики от сумеречного света ночной лампы.
– Я всегда надеялась, что он настоящий, – однако гувернантка говорила мне другое.
– А теперь?
Он прикоснулся к ее губам своими так ласково и так легко, будто и не касался вовсе. От ее волос веяло запахом розы, от кожи струилось нежное тепло, в ее поцелуе ощущалась затаенная страсть. Мэтт отступил на пару дюймов и оперся рукою о стену.
– Теперь я не верю в сказки. – По ее губам скользнула, к его удивлению, ироничная улыбка. – Если вообще когда-либо верила.