Я все больше запутывалась в мыслях и чувствах. Я знала, о чем мечтали дети, но как-то в эту картину не вписывалось пожелание капитана, ведь он сам настоял на разводе и утверждал, что не ждет бывшую миссис Олбани назад. Еще меньше я понимала, почему они говорят об этом мне, тем более в таком ключе, словно от меня зависит исполнение рождественского чуда.
— Но папа сказал, что мало просто чего-то пожелать. Для того, чтобы желания сбылись, мы сами должны делать все возможное, чтобы добиться их исполнения, — продолжил Виктор.
— Папочка всегда прав, — вставила Санни.
— Да, — согласился Виктор, ничуть не обидевшись на то, что его перебили.
Потом мальчик через плечо взглянул на отца, а тот лишь криво улыбнулся и ободряюще подмигнул сыну. Я могла только наблюдать, так как смысл происходящего ускользал от меня, но мужчины Олбани, похоже, друг друга поняли.
Виктор сделал еще один шаг вперед и протянул спрятанную до этого руку с маленькой приоткрытой бархатной коробочкой, в которой лежало самое настоящее обручальное кольцо.
— Мисс Блю, Вы согласитесь стать нашей мамой?
Сложно сказать, какая мысль первая пришла мне в голову. Я только точно знала: в ушах у меня шумит; сердце в груди соревнуется по громкости с ударными в оркестровой яме; цвет лица меняется от красного к белому и обратно; колени подгибаются.
Это не может быть правдой. Просто не может. Такого не бывает, по крайней мере, точно не со мной. Неверие, радость, страх, непонимание, ощущение чуда, снова неверие — вот тот хоровод, что кружился в мыслях.
— Пожалуйста, — пискнула Санни, возвращая меня в реальность.
Девочка, расстроенная моим молчанием, уткнулась личиком в плечо отца и крепко зажмурилась. Виктор продолжал протягивать кольцо и ждал, видимо в силу возраста лучше понимая, что я растеряна неожиданным предложением. Капитан привычно криво улыбался, но в глазах затаилось напряжение, которое он очень старался скрыть.
Я понимала, что это не шутка: никто из них на подобное не способен. Но и поверить до конца никак не выходило.
Я сделала глубокий вздох, чтобы… что? Задать вопрос? Согласиться? Отказаться?
Боже, о чем я вообще думаю? Разве не об этом я мечтала в глубине души и боялась обличить в реальное желание еще вчера под рождественской елкой? Разве не о такой семье я грезила? Более того, с недавнего времени, я желала для себя не такую, а именно эту семью.
Вот она мечта, только руку протяни.
И я просто не могу отказаться, действительно не могу, несмотря на общественные нормы и предубеждения.
Все еще с полным ощущением нереальности я приняла коробочку.
— Почту за честь, — сдавленно прошептала я и только сейчас заметила, что по лицу текут слезы.
Судорожно вытирая влажные дорожки, не заметила, как приблизился капитан и притянул меня к себе. В его теплых ласковых объятиях я совсем раскисла и уже не пыталась остановить соленый поток. Я плакала от счастья на груди любимого мужчины. Санни, поддавшись моему настроению и обвив мою талию маленькими ручками, лила слезы сквозь радостное «ура». И только Виктор оказался максимально практичным и, не давая мне возможности передумать, одел кольцо на безымянный палец, словно закрывая путь для отступления.
— Пап, — шепнула Санни, когда я почти пришла в себя. — А мне можно уже сейчас Мисс Блю называть мамой или только после свадьбы?
Спустя секунду плотину вновь прорвало, но теперь я плакала, обнимая малышку, в приступе невероятной благодарности за доверие и любовь.
— Наверное, это означает «да», — прокомментировал капитан мой порыв со сдавленным смешком.
— Женщины… — философски изрек Виктор.
Свадьба состоялась вскоре после Рождественских праздников. Небольшая лондонская церквушка и самые дорогие для нас люди — Санни и Виктор. Мы были счастливы тем, что есть друг у друга и больше нам не нужен был никто. Короткая служба, два искренних «да», два кольца и наши радостные дети. Я не смогла бы представить более счастливый день. Не могло быть в мире ничего лучше и правильней.
В тот же вечер капитан вносил меня на руках в нашу уже общую спальню и с наигранно облегченным вздохом жаловался:
— Ты не представляешь, как надоело по утрам вскакивать ни свет, ни заря.
С той первой ночи я больше ни разу не ночевала в своей комнате, но упорно продолжала прокрадываться к своей спальне, чтобы не вызвать досужих пересудов. Мне было плевать на них, но позволить себе аморальное поведение при детях не могла. Гувернантка, опекун или мама, главное — личный пример и он должен быть безупречен.
— Никто и не просил, — улыбнулась я, запуская пальцы в черные волосы и наслаждаясь их прохладой и мягкостью.
— Неужели ты думаешь, что можно отказаться от такого, — хохотнул мой капитан. — Растрепанная, смущенная, в кое-как застегнутом платье.
Ой!
— Да, да. Видела бы ты, как многозначительно закатывал глаза дворецкий…
— Что?! — похоже, у меня покраснели даже кончики ушей.
— А ты, правда, думала, что мы ни на кого ни разу не наткнулись по чистой случайности? Нет, наш дворецкий тоже блюдет репутацию дома и потому лично следил, чтобы никто не понимался на наш этаж до, так сказать, «официального» утра.
Так я и узнала, что мой тайный роман с капитаном Олбани не был тайным. Но мой муж не дал мне переживать по этому поводу, он вообще больше не дал мне думать в эту ночь.
* * *
Море позвало моего капитана спустя три месяца после свадьбы. Я не обижалась, прекрасно понимая, что рано или поздно мне придется провожать его. Но и он пошел на уступки, о которых его никто и не просил, обещая, что рейс не продлится более трех — четырех месяцев. Ему принадлежало несколько кораблей, и хватало капитанов, которые могли бы взять на себя длинные пути, но он просто не мог долго обходиться без моря.
Мы стояли на причале с Санни и Виктором, глядя вслед отплывшему кораблю, и крепко держались за руки. На лицах грустные улыбки, ведь он очень просил не плакать.
— Мамочка, а он вернется к Рождеству? — спросила Санни.
— Обязательно, — ответила я, искренне в это веря.
И как можно не верить, если он ни разу не давал повода усомниться. Неизменно добрый, непоколебимый, честный.
— А ты уже придумала, что попросишь?
— Да, — уверенно сказала малышка. — Хочу пони.
— А жить она будет в твоей комнате? — с огромной долей иронии поинтересовался Виктор.
Санни задумалась, а я тихо порадовалась, что дети впервые за много лет спокойны и уверены в завтрашнем дне, что их мечты вновь становятся детскими и беззаботными.
