Да, это все равно неприятно, но виновата не Мария, а дед с бабкой, вздохнул про себя Люк.
– Они чудовища, Мария. Наверное, вам было очень тяжело, – прозвучали в тишине ласковые слова Беллы.
– Мне купили билет в Австралию. Я много лет тяжело работала и все-таки создала свой бизнес, но, когда становилось совсем уж тошно, тратила деньги на путешествия, чтобы хоть как-то отвлечься от тяжелых воспоминаний. За эти годы привычка так укоренилась, что теперь не так-то легко от нее избавиться.
– Потом в тот мир, который ты выстроила, вторгся я и принес тебе новые страдания.
О чем, признаться, он все равно не жалел.
– Только потому, что я не знала, как сказать тебе правду. Мне хотелось броситься перед тобой на колени и молить тебя о прощении.
Какая боль! Белла испытала такую же, когда ее бросили родители.
– Я писала родителям Доминика. Они сообщили мне, что ты вполне счастлив, тебя любят и о тебе заботятся. Я боялась нарушить твой покой, повредить твоему счастью. А потом, когда ты уже вырос, я поняла, что у меня нет права вторгаться в твою жизнь. Услышав твое сообщение на автоответчике, я сначала не поняла, в чем дело, а потом испугалась, что ты уже все знаешь и только хочешь сказать мне, что осуждаешь меня и ненавидишь.
Слезы опять потекли по морщинистым щекам. Люк больше не мог этого выносить. И он ласково обнял свою несчастную мать. И Белла тоже обняла ее.
Все можно начать сначала. Теперь они будут вместе, он и Мария.
– Не плачь, тетя… Прости… Мама. Я все понял. Мне и самому приходилось совершать… Когда-нибудь объясню. А сейчас ложись спать. Обещай больше ни о чем не волноваться. То, что случилось сегодня, это к счастью. И теперь все будет хорошо. Мы постараемся.
Губы у Марии дрожали, она сморкалась и вытирала слезы, но, кажется, понемногу успокаивалась:
– Мне этого очень хотелось бы… – Она помолчала и неуверенно добавила: —…сынок.
– Спокойной… ночи. – Люк испугался, что и сам расплачется.
Но вот Мария скрылась за дверью. И он остался вдвоем с Беллой.
– Мне не хочется расставаться с тобой, – честно признался Люк.
– Мне тоже, – прошептала Белла.
Она любила его все долгие шесть лет. И любит сейчас. Всем сердцем, душой, разумом. Можно дать, наконец, волю своим чувствам.
– Нужно сказать Грейс правду, – заявил Люк, когда они свернули в коридор, который вел к их комнатам.
Он шел первым и остановился перед дверью.
Белла тоже остановилась.
– Грейс такая маленькая. И она еще боится… Не знаю, готова ли она…
– Ты права, пока еще не готова, но, когда подрастет, я все ей объясню так, чтобы не причинить лишней боли.
– Позови меня к себе, Лючино. Ты сказал, что не хочешь со мной расставаться. Я тоже этого не хочу.
Она положила руку ему на грудь и услышала, как неистово бьется его сердце.
– Белла, милая моя… – Дрожащей рукой Люк коснулся ее лица, провел пальцем по губам. – Знаешь ли ты, на что соглашаешься? – Он обнял ее, и его длинные пальцы скользнули по обнаженной спине вниз, до выреза платья.
Для сегодняшнего показа она надела красновато-коричневое платье с тончайшими бретелями и большим вырезом на спине. От прикосновения его рук в ней поднялось такое желание, что в нем растворились все ее последние сомнения.
Она прижала губы к его уху:
– Сегодня вечером с нами ничего не может случиться, кроме того, что мы сами захотим.
Люк что-то промычал в ответ и полез в карман за ключом. Потом распахнул дверь. Они вошли в комнату.
– Белла, дорогая. Как я люблю тебя! – Люк прижал ее к себе.
– Не надо ничего говорить. Лучше покажи, как ты меня любишь.
Одежды полетели прочь: и пиджак, и рубашка, и ее платье. Люк наклонился и поцеловал ее в грудь. От охватившего ее ощущения блаженства Белла закрыла глаза. Каждое его прикосновение было исполнено поклонения ее телу. Каждое сказанное шепотом слово – выражением восторга.
Он повел ее в спальню и осторожно уложил на постель.
– Люк!
У нее дрожали руки, когда она обняла его за шею. У нее дрожали губы, когда она поцеловала его в щеку.
– Шш! Позволь мне любить тебя. – Люк не отрывал от нее потемневших от страсти глаз.
Обоюдное могучее чувство поглотило их, неизмеримо большее, чем простое желание физической близости. И именно это испугало Беллу. Понимает ли он, что с ними происходит?
Впрочем, когда он обнял Беллу со всеми ее заботами, надеждами, мечтами и страхами, она уже ни о чем больше думать не могла.
– Я еще никогда…
Кажется, он понял и пытался взять себя в руки:
– Белла, дорогая, я готов ласкать тебя до тех пор, пока ты сама не взмолишься…
Он исполнил обещанное, он привел ее на ту грань страсти, за которой уже не было дороги назад. А потом они слились, и ощущение единения все росло, росло, пока все вокруг не взорвалось миллионами огней.
Когда все кончилось, Люк обнял ее. Ничего подобного Белла в своей жизни еще не испытывала и оказалась не готова к собственным столь острым ощущениям.
Свернувшись клубочком рядом с Люком, Белла боролось с внезапно охватившей ее паникой. Только сейчас она осознала, что все происшедшее может иметь очень серьезные последствия. Любовь оставила ее совершенно беззащитной.
– Что с тобой? – Люк обнял Беллу, а она никак не могла объяснить ему свой страх.
– Ничего, все в порядке.
Он крепче обнял ее, словно беря под защиту своих рук. А она старалась не поворачиваться к нему, чтобы он не увидел ее мокрых от слез глаз. Так они и уснули.
Ранним утром, когда еще не исчезли ночные тени и рассвет еще не коснулся города, они вместе приняли душ.
У Беллы немного отлегло от сердца, но ночные страхи не ушли. Любовь к Люку – это полная беззащитность. Отдать ему сердце? А если он его разобьет?
Сможет ли она принять Грейс и любить ее как собственного ребенка?
Такой вид обязательств не оставляет места для страха и ошибок. В свое время Белла уже напрягала все силы, чтобы провести сестер сквозь последствия родительского дезертирства.
Люка, кажется, тоже что-то тревожило.
Он заказал завтрак в номер. Пока они одевались и завтракали, в щели штор уже начал проникать свет. Мир просыпался.
Люк держал в руке чашку с недопитым кофе. На лице у него была такая решимость, что Белла испугалась.
Она встала и плотно закуталась в халат, взятый из ванной:
– Мне нужно идти. Мы сегодня улетаем…
Люк тоже встал.
– Прежде чем ты уйдешь, я должен сказать тебе нечто очень важное: я люблю тебя, Арабелла. Давно уже. Сегодня ночью я это окончательно понял и не верю, что для тебя это была всего лишь физическая близость. Мне хочется верить, что ты питаешь ко мне столь же глубокие чувства.
