— Мисс Хитон может нас учить! — живо произнесла Саба и повернулась к Джеслин: — Вы бы стали нашей учительницей, правда?
Джеслин была тронута до глубины души, но ответила осторожно:
— Я была бы рада, но вдруг я вам надоем до конца лета?
— Никогда! — громко сказала Джинан. — После смерти мамы нам больше ни с кем не было так хорошо.
Джеслин заметила, как насторожился вдруг Шариф. В эту минуту дверь открылась, и еще до того, как мать Шарифа вошла в библиотеку, в комнате раздался ее голос:
— Мисс Хитон, почему дети до сих пор не занимаются?
— Я освободил их до конца дня, — сказал Шариф.
— Шариф? — смешавшись, воскликнула королева Рейна. — Ты здесь? То есть, конечно… Я просто думала, мне сказали… ты говорил, что присоединишься к детям во время полдника…
— Я передумал. Сейчас мы идем обедать, а затем все вместе решим, как нам провести день.
Такия и Саба засияли, и даже Джинан не удержалась от улыбки.
Во время обеда взгляд Джеслин невольно возвращался к Шарифу. Она не знала, что заставило его пересмотреть свое отношение к дочерям — ее слова или что-то другое, — но в эту минуту Шариф старался сделать то, что ему нужно было начать делать давно — он стал уделять внимание своим детям. Иногда, когда он вдруг беспомощно замолкал, на помощь ему приходили Саба или Такия.
Джеслин с возрастающей радостью следила за тем, как с каждой минутой между ними крепнет взаимопонимание и они превращаются в настоящую дружную семью. Конечно, всем им еще предстоял долгий путь, но начало было положено. Сама будучи сиротой и не имея своей семьи, она как никто другой понимала, что семья — это самое ценное, что может быть в жизни, и как важно ее беречь.
— А что мы сегодня будем еще делать? — спросила Саба, самая бойкая из сестер.
— Как вы смотрите на то, чтобы искупаться в бассейне?
— В лягушатнике? — недоверчиво спросила Джинан.
Шариф посмотрел на свою старшую дочь.
— Ты хочешь купаться в лягушатнике?
— Нет. Но бабушка сказала, что мы можем купаться только там.
Шариф сделал сосредоточенное лицо и откинулся на спинку стула. Все три девочки замерли в ожидании его ответа.
— Тогда мне жаль, но я должен сказать, что… — он сделал паузу, и над столом разнесся дружный вздох разочарования, — что ваша бабушка была не права, — с лукавой улыбкой закончил он.
Джеслин выдохнула, только сейчас осознав, что ждала его ответа с не меньшим напряжением, чем девочки.
Их взгляды встретились, и от теплоты его серебристых глаз ее сердце перевернулось.
В последний раз Шариф смотрел на нее так девять лет назад.
Джеслин стояла перед оградой вокруг бассейна, который нельзя было назвать иначе как островным раем посреди пустыни, окруженным бугенвиллеями и пальмами. В центре возвышалась скала, с которой падал водопад в бассейны, представляющие собой лагуны с пляжем из золотого песка. Бассейны были соединены между собой веревочными мостами.
Все было красиво, экстравагантно и, как подозревала Джеслин, стоило фантастических денег. Тем удивительнее было сознавать, что она не знала о существовании этого райского места.
— Что скажешь? — раздался рядом с ней голос Шарифа.
— Невероятно, — потрясенно сказала она.
— Строительство завершилось только два месяца назад. Этот уголок создавали специально для детей.
— Тогда почему они мне ни разу о нем не говорили?
— Они о нем не знают, — с кривой улыбкой сказал Шариф и, видя недоверие в ее лице, пояснил: — Моя мать считает это обыкновенной прихотью какого-нибудь тщеславного миллионера из Дубаи, неприличной для правителя Сарка. Она разрешает девочкам купаться в надувном бассейне, и то только в особых случаях.
Джеслин засмеялась.
— Плавание в надувном бассейне в «особых случаях». Оригинально.
— Она считает, что такие забавы только испортят характер девочек.
Джеслин стала серьезной.
— Как ни странно это признавать, но в том, что касается этого бассейна, я согласна с твоей матерью — это чересчур дорого и экстравагантно. Однако меня больше волнует то, что она говорит твоим детям.
— Например?
— Например, что они не должны отвлекать тебя от государственных дел.
— Что?!
— Девочки сказали мне, что она запретила им говорить с тобой, поскольку у тебя много дел.
— Глупость какая. Я хочу, чтобы они посвящали меня в свои дела.
— А ты им об этом говорил? Они знают о твоем желании?
— Мне казалось это само собой разумеющимся.
— Для тебя, может, и да, а вот они слышат, что тебя нельзя беспокоить.
— Меня нельзя беспокоить? — с расстановкой переспросил Шариф.
Джеслин кивнула и оглянулась.
— Кстати, почему они сейчас не с тобой?
— Их няня сказала, что после обеда им нужно вздремнуть и что нельзя купаться сразу после еды.
— Но прошел уже час.
— Возможно, снова не обошлось без моей матери, — помолчав, сказал Шариф.
— Шариф, она меня тревожит, — честно призналась Джеслин. — Мне кажется, она стала еще более… э-э… нетерпима.
— Мои братья это тоже заметили. Заид отказывается вспоминать, что она наша мать, и иметь с ней что-либо общее. Халид вообще живет в пустыне.
— То есть они оставили мучиться с ней тебя.
— Ты подобрала замечательно правильный глагол, — хмыкнул Шариф. — Мне с детства внушали, что я должен заботиться и защищать ее, но весь вопрос в том, кто из нас еще больше нуждается в защите. — Он помолчал. — Мне тяжело говорить об этом.
— Со мной?
— Нет, не с тобой. Просто мне не хочется затрагивать тему матери. — Шариф посмотрел ей в глаза. — Ты остаешься единственным человеком, с которым я могу быть самим собой. Не принцем, не шейхом, а просто Шарифом. Даже если ты уже считаешь меня другим человеком.
Джеслин опустила глаза.
— Но когда твоя жена была жива… Я не верю, что вы не говорили на личные темы, — сказала она. — У вас трое чудесных детей и…
— Ты говоришь о физической близости, — произнес Шариф странно сдавленным голосом. — Но той близости, что бывает между двумя любящими людьми, у нас не было.
— Зулима тебя не любила? — не поверила Джеслин.
— Однажды я совершил ошибку, которую она мне так и не простила, — негромко заговорил он. — В день своей смерти, когда я держал ее руку в своей, она сказала, что предпочитает умереть, чем жить со мной.
— Что бы ты ни сделал, это не могло быть столь ужасно.
— Святая Джеслин, — прошептал Шариф и, взяв ее руку в свою, поцеловал.
