С Джерардом мы не виделись с пятницы. Вчера у него опять были какие-то дела. Какие именно, я не стала спрашивать, вновь напомнив себе, что не стоит требовать от него совершенной открытости. Я ведь тоже до сих пор не рассказала ему про Питера. Поскольку чувствую, что подходящий для этого день еще не настал. Джерард, будто все понимая, не требует от меня никаких объяснений. Я стараюсь брать с него в этом пример.
Тем более что в остальном жаловаться в буквальном смысле не на что. Мы много времени проводим вместе, были вдвоем в Новый год; а за неделю до этого, под Рождество, Джерард впервые появился со мной в доме его родителей, где меня, вопреки всем моим страхам, приняли очень тепло, будто родственницу.
Сегодня мы встречаемся в пять вечера. Ресторан, в который Джерард меня пригласил, столь великолепен, что мужчинам нельзя приходить туда без пиджака. Я, разумеется, надену вечернее платье. Не броское, но с наполовину открытой спиной и воротником, по-моему очень выгодно подчеркивающим мою длинную шею.
По какому поводу мы шикуем, Джерард не сказал. Думаю, ему просто захотелось внести разнообразие в нашу уже привычную жизнь. Впрочем, моя новая привычка — делить с ним огорчения и радости — не привычка, а бесконечная радость. В моей душе с каждым днем укореняется чувство, что на этот раз все по-настоящему и что былые беды наконец утрачивают смысл. О будущем мы с Джерардом еще не говорим ничего конкретного, однако, если упоминаем о нем, подразумеваем, что будем вместе всегда.
Удивительно. У меня нет ни малейшего желания намекать на обратное и таким образом провоцировать Джерарда на мольбы и признания. В сердце — не знаю когда — поселилась уверенность в том, что главный разговор у нас непременно состоится, но для этого еще не настал час. Порой мне даже кажется, что мы уже без слов все решили и нет необходимости ждать клятв и заверений.
Вздыхаю с облегчением. Но снова чувствую укол в груди и призадумываюсь: в чем же дело? На ум приходит мысль: а не изменяет ли мне Джерард? Душа не сжимается и не холодеет от страха. Я даже усмехаюсь. Нет, это просто невозможно. Что же тогда? Пытаюсь угадать, чем он мог быть занят вчера, перебираю массу вариантов, но любые предположения кажутся глупыми или невероятными.
Значит, хватит маяться дурью, говорю я себе. И почти спокойно допиваю кофе.
Я приезжаю с опозданием в три минуты. Но Джерарда еще нет. Ресторан замечательный. Я где-то даже рада, что Джерард задерживается. Можно, не отвлекаясь на разговоры, рассмотреть все вокруг.
Разноуровневый зал оформлен в нежно-лиловых тонах. Наш столик на верхнем уровне. Отсюда вниз ведет мраморная лестница с блестящими металлическими перилами, в самом низу, по обе стороны от первой ступеньки, красуются изящные статуи. На потолке и бледно-фиалковых стенах поблескивают стильные светильники, тут и там, на возвышениях из мрамора, белеют цветочные композиции.
Ловлю себя на том, что едва заметно улыбаюсь. Дебора права. Когда оказываешься в подобных местах, в самом деле кажется, что жизнь праздник.
— Пожалуйста, прости! — звучит со стороны лестницы.
Поворачиваю голову и замечаю приближающегося к столику Джерарда. Впервые в жизни вижу его в строгом костюме и белой рубашке. И не могу отвести глаза.
— Я опоздал, потому что… — Он чмокает меня в губы и с сияющими глазами садится напротив. — Ну как тебе здесь? Нравится?
Киваю.
— Еще бы. Ты не договорил… — говорю с полуулыбкой на губах, не желая казаться слишком напористой. — Почему ты опоздал?
Джерард прищуривается.
— Потому что… сегодня необыкновенный день, — с таинственным видом произносит он.
Немного наклоняю голову набок и, вопреки усиливающемуся в груди неприятному предчувствию, шире улыбаюсь.
— В каком смысле?
— Объясню попозже.
Отмечаю, что его глаза блестят сегодня каким-то особенным праздничным блеском. Но даже этот блеск почему-то настораживает. Черт знает что такое! Чего мне нужно?! Вокруг такая красота, музыканты играют дивную музыку, передо мной сидит невообразимо приятный, умный, близкий, почти родной мне парень. А я все чем-то недовольна…
Беру бокал с вином, который мне принесли за минуту до его появления, и, маскируя свои чувства, делаю небольшой глоток.
— Когда это «попозже»? — спрашиваю лениво-игривым тоном.
— Когда придет время, — смеясь одними глазами, отвечает Джерард.
Меня против воли берет легкая злоба. Нет, так не пойдет. Если мы уже теперь откладываем на потом так много разговоров, тогда вскоре их скопится столько, что будет уже не вспомнить, что мы собирались друг другу объяснить. И заблудимся в лабиринте недосказанности.
Кривлю рожицу, показывая, что обижена. Стараюсь сделать это так, чтобы Джерард подумал, будто я просто дурачусь. Во всяком случае, наполовину.
— Неизвестность сущая пытка. Я буду весь вечер сидеть и раздумывать, когда же оно придет, это время.
Джерард смеется.
— Чтобы ты не мучилась, я буду тебя развлекать. Тогда минуты потекут незаметно и наконец настанет та, когда можно будет открыть секрет.
— Значит, ты откроешь его уже сегодня? — лукаво, прищуриваясь, спрашиваю я.
Джерард о чем-то на миг задумывается.
— Да. Только открою его не совсем я…
Удивленно округляю глаза.
— А кто?
— Имей терпение, — с шутливой строгостью говорит он.
Решаю больше не приставать к нему с вопросами. Но втемяшиваю себе в голову, что мои неясные опасения связаны именно с секретом, который мне должен открыть неизвестно кто. Тревога в душе возрастает.
А вокруг тем временем разыгрывается сказка. Здешняя публика совсем не такая, какую я наблюдала тем вечером в «Уолдорфе». Манеры людей, окружающих нас в этом зале, изысканно-неторопливые, от тонких ароматов слегка кружится голова, а звуки скрипок поют о любви.
Делаем заказ, и Джерард принимается рассказывать о том, с чего начнет статью про нью-йоркские небоскребы. Я пытаюсь слушать его, но, увы, половина его слов пролетают мимо ушей. Мне никак не отделаться от ощущения, что он чем-то очень взволнован и, как я, старается при помощи болтовни скрыть свои истинные чувства. В иные минуты мне кажется, что он всматривается в меня как-то по-новому, будто хочет о чем-то спросить, но боится, что я неверно его пойму и как-то не так отвечу.
Словом, весь этот вечер — мешанина приятностей и необоснованных страхов. Я большей частью молчу, а Джерард тараторит не переставая. Замечает ли он, что мне не по себе, не имею понятия. Спросить об этом прямо не могу. Во-первых, потому, что нет возможности вставить ни слова. Во-вторых, потому, что, как видно, для этого еще не пришло время…
