Она жаждала большего, она не могла им насытиться. Она хотела касаться его везде, целовать всюду. Ее пальцы скользнули в роскошные шелковистые волосы. Потом, упиваясь ощущением, Николь провела ими по напрягшимся мышцам шеи, к широким плечам и снова к волосам. Когда Сомаль повернул ее, она почувствовала, как мир накренился. И она приникла к нему, как к единственной реальной опоре в этом фантастическом танце.
Они медленно-медленно двигались, пока Николь не почувствовала, что весь мир летит в пропасть. Но это не мир, это они упали на кровать среди сумок, свертков, подушек и шуршащей оберточной бумаги.
Сомаль, не разжимая объятий, оторвал свои губы от губ Николь и принялся целовать ее щеки, подбородок. Затем двинулся вниз к стройной шее, провел по ней языком, исступленно приник к неистово бьющейся жилке.
Николь чувствовала твердость его груди и упивалась ощущением его трогающих, ласкающих, гладящих рук. Свежий ветерок, долетевший сквозь сад от самого океана, принес с собой запах цветов и морской соли, но не прохладу, способную остудить жар пожирающего их вожделения. Николь была околдована, поглощена эмоциями и ощущениями, охватившими ее, — дрожью желания, очарованием ранее неизведанной страсти, чувственным томлением.
Когда Сомаль коснулся рукой ее груди, Николь задохнулась — ибо мгновенно вернулось осознание происходящего. Она оттолкнула его и отодвинулась назад, подальше от него. Сомаль медленно открыл глаза и встретил ее пристальный взгляд.
Николь встала с кровати. Внезапно теплый бриз стал холодить, платье не давало никакой защиты.
— Что происходит? — спросила она, но требовательного, жесткого тона не получилось. Николь еле прошептала эти слова.
Сомаль гибко вскочил, шагнул к ней. Она попятилась в последней отчаянной попытке сохранить остатки здравого смысла, подсказывающего ей, что ситуация выходит из-под контроля. Одна часть ее существа жаждала снова оказаться в его объятиях, другая взывала к разуму и благопристойности.
— Я поцеловал тебя, и ты мне ответила.
— Это вышло за рамки обычного поцелуя!
— Тебя это огорчает?
— Конечно! Мы же договорились о фиктивном браке, чтобы избежать скандала. И мы согласились, что наши отношения будут платоническими.
— Боюсь, что не припоминаю такого соглашения.
Николь моргнула, не веря своим ушам. Они говорили… Что же именно они говорили?
— Я помню, тогда, в машине…
Сомаль ждал, как пантера ждет в засаде нужного момента, чтобы броситься на свою жертву, — молча, не шевелясь, но полностью отдавая отчет в происходящем, контролируя малейшее движение Николь. Девушка нервозно отступила еще на шаг.
Глаза ее внезапно расширились — она вспомнила! Они обсуждали право делить супружеское ложе. Николь сказала, чтобы он держался подальше от ее постели, и пообещала, что не будет претендовать на его. Но, насколько она теперь припоминала, Сомаль не ответил, что согласен.
— Это платье — моя ошибка, — пробормотала она.
— Почему? Оно прелестно на тебе смотрится.
— Очевидно, оно подало неправильный сигнал.
Сомаль расхохотался и потряс головой, направляясь к двери.
— Николь, это не платье разжигает страсть. — Он остановился на пороге, оглянулся на нее. — Это ты разжигаешь. Неважно, в джинсах ты или в вечернем туалете. Я заходил узнать, хочешь ли ты поехать верхом сегодня вечером.
Николь глубоко вздохнула, пытаясь обрести утраченное душевное равновесие. Действительно ли он сказал, что она разжигает в нем страсть? А потом спросил про прогулку?
— Верхом?
— Да, верхом. На лошадях. — Темные глаза насмешливо блеснули. Он, пожалуй, подумал, что ее разум был выжжен его пламенным поцелуем.
И был недалек от истины…
— Да, я с удовольствием поеду верхом. Я только переоденусь и встречусь с тобой у конюшни.
Сомаль нетерпеливо прохаживался по холлу. Он не доверял себе настолько, что не рискнул ждать в спальне, пока Николь выскользнет из своего умопомрачительного платья и наденет джинсы.
Он не хотел останавливаться там, где она заставила его остановиться. Он желал ее. Давно уже он не ощущал такой острой потребности обладать женщиной.
Веселое, беззаботное, ни к чему не обязывающее времяпрепровождение и короткие без продолжения встречи во время его визитов в мировые столицы стали нормой его общения с женщинами в последние несколько лет. После той ошеломляющей, ослепляющей ошибки с Эрнани Монзонна. Он выставил себя в дурацком свете из-за нее. Она себя — из-за его денег.
После смерти отца у него не осталось ни времени, ни желания искать женского общества.
Но с Николь все оказалось по-другому. Что так сводило его с ума? Ее жизненная сила? То, что она чувствует ответное влечение? У него достаточно жизненного опыта, чтобы не узнать этих ясных сигналов. Их поцелуй был таким, как он и надеялся. Но Николь остановила его намного раньше, чем он сам готов был остановиться.
Сомаль чуть не рассмеялся. Она думала, что виновато платье. Неужели действительно не догадалась? Или ведет более тонкую и хитрую игру?
— Я готова. — Николь присоединилась к нему, одетая в джинсы, рубашку с длинными рукавами и спортивные туфли.
Я должен позаботиться, чтобы у нее были настоящие сапоги для верховой езды, подумал Сомаль. Особенно если решу показать ей пустыню. Понравится ли ей скакать ночью по пескам, догоняя звезды?
Они могут сбежать от всего и всех и остаться вдвоем во вселенной. Он снимет ее с лошади, поддерживая за талию, почувствует, как стройное тело скользнет вдоль его, — искушение, которому невозможно противиться. Расстелет огромное покрывало на теплом от дневного солнца песке, опустит ее на середину, сорвет с нее одежду, чтобы нежная кожа омылась светом звезд. А потом будет до утра заниматься с ней любовью…
— Сомаль, вы идете?
Он взглянул на нее. Да, однажды ночью он обязательно отвезет ее в пустыню и будет любить там до рассвета.
— После вас. — Он открыл дверь и пропустил ее вперед.
Николь прошла мимо него и повернула к дорожке, ведущей к конюшне. Сомаль держался чуть позади, любуясь ее походкой, легкой и гордой. Бедра ее в тугих темных джинсах плавно покачивались.
Он почувствовал, как собственные брюки стали ему тесны. Но не мог отвести от нее глаз. Он думал о том, что ему сказал Уаттара: развод лучше, чем аннулирование брака. По крайней мере, кабинет министров будет обманут таким поворотом событий. А аннулирование явится откровенной пощечиной.
К тому же, после того как все видели Николь, ни один человек не поверит, что она оставила его равнодушным.
