— Пригодился?
— Да. Я к ним ездила. Доктор Аманда Эвис — просто супер.
И Карен загладила вину своего молчания рассказом о том, что такое тренинг личностного роста и какие там интересные люди.
Мишель была, вообще говоря, девушкой доброй и потому тут же ее простила.
Было почти одиннадцать, когда Карен, отчаявшись отвоевать хоть пять минут времени для себя и своей личной жизни, написала Йену коротенькую эсэмэску: «Спасибо за розы. Они великолепны».
«Рад, что они тебе понравились», — написал он уже в следующую минуту.
Карен была ему благодарна за то, что он не стал перезванивать.
«Я позвоню тебе вечером», — пообещала она.
«Только девушки, которые совсем себя не уважают, звонят мужчинам сами», — встрял внутренний голос.
Да, точно. Именно это говорила бабушка.
«А мне терять нечего, я ведь и на свидание его первая пригласила, и визитку попросила, и приехала по звонку из больницы», — отбрила его Карен.
После работы — а все складывалось как нельзя лучше, ее задержали только на час — Карен долго приводила себя в порядок в дамской комнате. Ну и что, что Йен не сможет ее увидеть по телефону? Когда общаешься с мужчиной, в любом случае крайне важно чувствовать себя уверенно, а ничто не придает такой уверенности, как свежий цвет лица, сочные, яркие губы и художественно растрепанные волосы. У Карен ведь выбор невелик — либо аккуратно пригладить, либо художественно взлохматить, когда волосы длиной в дюйм, особой фантазии для создания прически не требуется.
— Алло? — Он ответил после первого гудка, как будто ждал этого звонка. Ну или просто трубка лежала неподалеку.
— Привет, Йен! Как чувствуешь себя?
— Спасибо, все в порядке. Как твой день?
— Обычно…
— Начальница вела себя хорошо?
— В меру своих возможностей…
В этом незатейливом обмене простыми фразами была такая теплота, что Карен почувствовала, как что-то внутри тает. Давно никто не спрашивал у нее, как прошел день на работе, причем не из вежливости, а… по-семейному внимательно.
— А у меня на работе известие об аварии вызвало фурор. Мне целый день звонят все кому не лень и спрашивают, как я себя чувствую.
— Ну это же приятно. Люди о тебе беспокоятся.
— Мне неприятно, когда обо мне беспокоятся. Я имею в виду, чужие мне люди, — поправился Йен. — На правах больного спрошу, что ты делаешь сегодня вечером.
— А почему на правах больного? Не вижу связи.
— А это был тонкий намек. — Йен улыбался, и это было слышно по голосу.
— Хочешь, чтобы я приехала?
— Если честно, то хочу. Но просить не стану. Я понимаю, как ты устала и что тебе нужно отдохнуть.
Отдохнуть. Карен вспомнила про свою крохотную комнатушку, веселых соседок, ноутбук, диски с мультфильмами… И вспомнила глаза Йена — пронзительно-проницательные, живые, то ли карие, то ли зеленые глаза.
— Знаешь, будем считать, что ты тонко мною манипулировал, и я ощутила непреодолимое желание скрасить твое больничное одиночество. — За шутливыми интонациями Карен попыталась скрыть совсем другое желание, гораздо более простое и в то же время почти необъяснимое — увидеть его.
— Такси за мой счет.
— Нет, за счет фирмы. Я проторчала здесь лишний час, но мне опять не заплатят за сверхурочную работу. Пусть в таком случае платят за такси. Может, в конце этого месяца задумаются и выделят мне служебный транспорт?
— Я тебя жду.
— А ты какую пиццу любишь?
— С морепродуктами.
— Хм. Странный у тебя вкус, но я все равно учту. До встречи.
— Пока, моя добрая фея…
Йен пролежал в больнице до четверга.
Каждый вечер Карен была у него. Каждое утро он присылал ей букет цветов. Когда она спросила зачем, он ответил, что ему хочется позлить ее начальницу.
Больше об отношениях они не разговаривали. Карен чувствовала, как с каждым прожитым часом все сильнее раскручивается внутри нее какой-то механизм. Когда Йен, приветствуя или прощаясь, пожимал ей руку, она чувствовала, как по телу пробегает искра, и молилась, чтобы она не привела к взрыву.
Что обо всей этой странной ситуации думает Йен, она не знала. Карен нашла более-менее приемлемое объяснение: у него просто нет друзей и ему особенно одиноко в эти дни. На том и успокоилась. Внутренний голос пытался ее образумить, но она только отмахивалась. Аманда объяснила ей, что, попросту говоря, можно думать мысли свои, а можно думать мысли чужие. И ее внутренний голос — это именно не ее мысли. А так как Карен была девушкой очень независимой, то думать хотела по-своему и активно боролась с проявлениями «внутреннего врага».
В четверг Йен позвонил ей и сказал, что уже дома. В этот самый момент она срочно понадобилась миссис Филлипс, и разговор пришлось прервать. Внеся ясность в расписание ее величества на день, Карен вернулась за свой стол.
У нее было неопределенное, но явно не очень продолжительное время, чтобы подумать о себе.
И о Йене.
Что будет дальше? Пока он лежал в больнице, у нее был отличный предлог видеться с ним. А теперь? Игра затянулась, и пора ее заканчивать. Или он станет приглашать ее к себе домой на дружескую чашку чая? Карен усмехнулась. Нет, они давно уже не дети, и хочется определенности, но вот чего в их отношениях не хватает, так это определенности…
Она решилась перезвонить ему только в конце дня, когда и Мишель, и миссис Филлипс ушли домой.
— Послушай, — сказал Йен, и она не узнала его голоса: он звучал гораздо более энергично, чем обычно, и в то же время ниже, — мне прописан покой, я могу выйти на работу только в конце следующей недели. Но дома я сойду с ума от тоски. У меня на Онтарио есть дом. Просто дом, маленький, одноэтажный, очень уютный. Соглашайся.
— На что? — не поняла Карен.
Пауза.
— А я привык, что ты обо всем догадываешься сама. Ты меня избаловала. Ладно. Поехали со мной.
Если бы Карен не сидела, она наверняка потеряла бы равновесие. А так у нее просто закружилась голова.
— Тебе нужно время, чтобы подумать? Не надо, не думай, просто скажи «да». Ты же сама говорила, что мечтаешь провести вечер у камина.
— А там есть камин? — отрешенно спросила Карен.
— Да, роскошный камин. Мы будем топить его целыми днями, если захочешь.
Он говорил нарочито бодро. Нервничает? Да, конечно, нервничает. Он ведь не делает то, что делает, бездумно. И наверняка понимает, к каким последствиям может привести это приглашение.
«Он каннибал. Убьет и съест тебя. И никто не узнает», — пискнул внутренний голос.
Нет, это не бабушка, это уже паранойя.
«Пускай, при свете от камина это будет очень красиво», — отмахнулась Карен от нездоровой мысли.
