— Ну, это был такой пароль, который означал: «Я люблю тебя». Знаешь, они ведь не всегда были сказочно богаты. В молодости он срезал розу в саду. А потом традиция прижилась. И не умерла даже с его смертью.
Она ахнула.
— Неужели та роза, которую привезли сегодня…
— Да, — кивнул Гарри. — Дедушка договорился с цветочным магазином, что после его смерти каждую пятницу они будут привозить бабушке одну красную розу. Но до самой своей смерти дед не разрешал доставлять цветы из магазина. Всегда ходил и выбирал сам. А к цветку прикладывал записочку. Писал, какая она чудесная, красивая, как он ее любит. А бабушка тоже писала ему записочки и оставляла в книжке или в чемодане, с которым он ездил по делам, или в кармане пиджака. Так, чтобы он находил их случайно.
— Какая прелесть, — с нежной улыбкой сказала Лиз. — И такая редкость…
— Да, — согласился Гарри, — такие чувства — редкость. Но если я женюсь, то буду так же любить свою жену.
Она пристально посмотрела на него, словно стараясь заглянуть в душу. Психоаналитик, что поделаешь.
— Значит, ты не против женитьбы?
Он задумчиво покачан головой. Раньше он не думал о браке. Но в последнее время, после этой фальшивой помолвки, он часто размышлял о супружеской жизни. И пришел к выводу, что в его холостяцкой жизни, пожалуй, недостает чего-то очень важного. Любви. Кого-то, с кем можно разговаривать обо всем, ничего не скрывая. Кого-то, кто понимает тебя. Кого-то, с кем вместе встречаешь ночь и день.
— Я хочу жениться. Когда-нибудь. А ты разве не хочешь замуж?
— Нет.
— Это из-за твоей матери?
Печально, что такая прелестная женщина разочарована в любви. Гарри ожидал, что Лиз опять замкнется в себе, но она ответила:
— Скорее из-за отца.
— А что случилось? — сочувственно спросил Гарри.
Она глубоко вздохнула. Было видно, что ей тяжело и больно говорить об этом.
— Понимаешь, моя мамуля — словно бабочка, порхающая с цветка на цветок. Все ищет, где слаще нектар. Но отец в ней что-то находил. Он так искренне ее любил. А для нее он был лишь недолгим увлечением. Когда она ушла, забрав меня с собой, его жизнь потеряла смысл. Мне кажется, он так и не смог ее забыть.
— И ты боишься стать уязвимой, если влюбишься, — догадался он.
Она гордо вскинула голову:
— Ничего подобного.
— Это не значит, что ты не веришь в любовь. Это значит, что ты не позволяешь себе влюбиться.
— А вот в этом ты прав.
Лиз глубоко и судорожно вздохнула, когда Гарри закрыл дверь спальни и заключил ее в объятия. Даже сквозь одежду она чувствовала обжигающее прикосновение его возбужденной плоти… Теперь они были мужем и женой, и ничто больше не мешало им познать друг друга.
Но, несмотря на жадное нетерпение, Гарри не спешил. Его руки неторопливо скользили по изгибам ее трепещущего от страсти тела, губы легко касались ее волос. Всем существом Лиз владела сладкая истома ожидания. Сквозь полуопущенные веки она смотрела, не отрываясь, на его резко очерченные губы. Он почувствовал этот взгляд и, наклонившись, стал медленно целовать ее. Кончик его языка осторожно проник ей в рот. Губы Лиз покорно приоткрылись, и его язык устремился глубже.
… Гарри крепко прижимался к ней, она чувствовала его нарастающее возбуждение. Его пальцы коснулись застежки свадебного платья. Господи, ну почему он так медлит? Словно услышав этот немой призыв, он взял Лиз за плечи, заставил повернуться спиной и стал расстегивать длинный ряд перламутровых пуговиц. Тяжелая масса белого шелка соскользнула к ее ногам. Еще несколько решительных, но бережных движений — и Лиз стояла перед ним совершенно нагая…
… Он, прижавшись к ней сзади, целовал ее плечи и шею, его дыхание обжигало кожу. У Лиз кружилась голова, она едва дышала. Он сжал пальцами ее груди, и она приглушенно вскрикнула. Тяжело дыша, Гарри повернул Лиз к себе лицом. Резким движением притянул к себе ее бедра, и она вновь почувствовала огонь его тела. Со стоном он обуздал свой порыв и снова страстно приник к ее губам… Его язык вонзался ей в рот сильными толчками, и она бездумно подчинялась этому сладостному вторжению.
… Он отпустил ее, чтобы раздеться самому. Руки Лиз сами потянулись к пуговицам, расстегнули их и потянули пиджак с плеч возлюбленного. Гарри одним движением сбросил его на пол. А ее пальцы уже расстегивали атласный жилет, белую шелковую рубашку… Наконец она почувствовала под ладонями его горячую кожу. И тогда он подхватил ее на руки и понес в спальню.
… Лиз лежала поперек широкой кровати, а Гарри стоял перед ней на коленях, обхватив руками ее бедра. Он начал медленно раздвигать ей ноги. Лиз со стыдом оттолкнула его руки, но он был настойчив. Он склонился над ее лоном, и она почувствовала прикосновение его жарких губ. Она попыталась прикрыться, но он снова ласково отвел ее руки. Его язык медленно погрузился в ее жаждущую плоть, горячую и влажную. Настойчиво проникая в нежную глубину, он ждал, пока Лиз перестанет отталкивать его. Ее напряженность постепенно исчезала, уступая место ни с чем не сравнимому наслаждению… И вот она сама притянула его к себе, обхватив обеими руками широкую спину…
… Медленно и неумолимо он вошел в нее и замер. Сжимая в ладонях ее лицо, он покрывал его поцелуями. Она медленно открыла глаза и встретила его потемневший взгляд.
— Хорошо тебе, девочка моя?
Вместо ответа Лиз опустила потяжелевшие веки, руки ее, лаская любимого, безотчетно скользили по его плечам. Больше он ни о чем не спрашивал…
… Она скоро приноровилась к его ритму, к горячему натиску, который вызывал дрожь наслаждения в глубинах ее естества. Возбуждение нарастало и нарастало, она вскрикивала при каждом его движении, и он отвечал все более мощными толчками.
Волна блаженства прошла по ее телу, потом еще и еще, и она забилась под ним, выкрикивая его имя и слова любви…
Вся в горячем поту, Лиз открыла глаза, разбуженная собственным криком. Простыни на кровати сбились, плед лежал на полу… Сквозь жалюзи пробивались первые лучи солнца.
Когда Лиз ехала в приют, нервы ее были на пределе. Ее не оставляли мысли о Гарри, о томительном сне, о его поцелуях и ласках, сладко терзавших ее во сне и наяву. Теперь она чувствовала себя перед ним беззащитной и уязвимой. Целых две ночи она почти не спала, а когда засыпала…
Нехотя она признала, что, вопреки их желаниям, между нею и Гарри сложились особые отношения. Нет, дело было не только в этом обоюдном вожделении. С самого начала знакомства она пыталась убедить себя в том, что Гарри ей неприятен. Она навесила на него ярлык самовлюбленного казановы. Он олицетворял для нее все то, что она презирала: деньги, престиж, власть. Но теперь она убедилась, что он другой.
