— Где мы будем ужинать? — спросила Стелла. — Я очень голодна.
Зубы раджи на мгновение сжали подушечку ее пальца.
— Я тоже изголодался по тебе! — ответил он и добавил: — Я заказал столик в «Отеле де Пари».
— Как здорово, — заметила Стелла. — Вчера мы там так вкусно поужинали.
— Да, там хорошо кормят, к тому же я подумал, что там мы можем встретить ту даму с жемчугом.
— Призрака! — воскликнула Стелла. — Все называют ее Призраком.
— Кто тебе сказал, что все? — спросил раджа.
— Франсуа, — простодушно ответила Стелла.
— Франсуа? — переспросил раджа.
— Твой шеф-повар.
Раджа рассмеялся.
— Значит, мой шеф-повар — сплетник, и сплетничает он с тобой!
— Он по утрам заходит ко мне, — объяснила Стелла, — чтобы узнать, какие блюда мне приготовить. Он считает себя истинным художником, а любому художнику, по его словам, хочется доставлять людям удовольствие своими произведениями. Когда он не говорит о блюдах, он рассказывает о людях.
— Значит, именно Франсуа пробудил в тебе желание обладать жемчужным ожерельем При-зра-ка? — спросил раджа.
— Нет, это… — начала было Стелла, но вовремя остановилась.
Внезапно она сообразила, что будет глупо рассказывать радже о том, кто надоумил ее. Стелла знала, что раджа недолюбливает Крисси. Он считал, что ее уродство и горб принесут в его дом несчастье. Действительно, не стоит упоминать о ней, особенно когда у раджи такое хорошее настроение и после того, как он пообещал купить ей серый жемчуг Призрака.
Чтобы как-то выкрутиться, Стелла положила руку ему на колено и прижалась головой к его плечу.
— Почему ты так добр ко мне? — мягко спросила она.
— Ты действительно хочешь, чтобы я ответил на твой вопрос? — спросил раджа, и она увидела, как заблестели его глаза.
Мистраль преклонила колени перед алтарем церкви св. Девоты. Церковь стояла в тени глубокого ущелья, поэтому свет почти не проникал через окна, и внутри царил полумрак, нарушаемый мерцанием свечей перед алтарем.
Хотя сегодня был день св. Иосифа, в церкви находилось всего несколько человек, и Мистраль, шептавшая молитвы, которым ее обучили монахини в Конвенте, внезапно вспомнила слова сэра Роберта: «В Монте-Карло не так много святых».
Она ясно расслышала веселые нотки в его голосе, увидела задорные искорки в его серых глазах, которые смотрели на нее. Как же он красив! Удивительно, подумала Мистраль, но с того утра, когда они встретились в садах, в ее мыслях он был неразрывно связан со св. Девотой.
Стоило только представить, как везли св. Девоту с Корсики по морю, у нее перед глазами вставал сэр Роберт. Стоило ей только попросить у тетушки разрешения отправиться к утренней мессе, стоило ей только спуститься по ступенькам в узкое ущелье, отделявшее спокойное Монако от веселого Монте-Карло, как ее мысли тут же возвращались к сэру Роберту.
Она видела его почти каждый день, но, как они и договорились в ту первую встречу, на людях они делали вид, что незнакомы. Он всегда появлялся в сопровождении одной и той же женщины, которую все называли леди Виолеттой и у которой были изумительные каштановые волосы. «Она привлекательна, — думала Мистраль, — хотя она уже не так молода, ей, наверное, за тридцать». Однако Мистраль не была в этом совершенно уверена, так как восемнадцатилетним люди среднего возраста кажутся гораздо старше своих лет.
Но внутренний голос подсказывал Мистраль, что возраст леди Виолетты она определила правильно, потому что, несмотря на великолепные туалеты и несомненную привлекательность, заставлявшую мужчин толпиться вокруг нее, в ней — в том, как она держала себя, во всем ее облике, в линии шеи, в заострившемся подбородке, в усталом выражении глаз — было нечто, подтверждавшее правоту Мистраль.
Мистраль поймала себя на том, что постоянно наблюдает за сэром Робертом и леди Виолеттой. Когда девушка входила в обеденный зал «Отеля де Пари», она бросала быстрый взгляд на занимаемый ими столик. Когда они с тетушкой отправлялись в Казино, среди игроков она искала глазами единственного человека, которого ей так хотелось увидеть.
Она чувствовала, что даже с завязанными глазами сможет определить, когда сэр Роберт входит в зал. Он был настолько заметной личностью, что его нельзя было не выделить в этой снующей между столами разноликой толпе.
Здесь собирались представители всех национальностей — красивые, знаменитые, аристократичные, но Мистраль все они казались безликими, полностью лишенными каких-либо характерных особенностей. Сэр Роберт был другим. В его лице были благородство, решительность и сила, которых, по мнению Мистраль, недоставало другим мужчинам. Когда он смеялся, что случалось довольно часто в присутствии леди Виолетты, он выглядел очень молодым, когда же его лицо было спокойным, он казался старше и серьезнее.
Мистраль часто спрашивала себя, счастлив ли он. У нее возникло впечатление, будто его что-то гложет, но она принялась упрекать себя за подобные мысли, считая их плодом своего воображения. Кроме того, тетя Эмили рассердилась бы, узнай она, как часто Мистраль думает о сэре Роберте.
Помолившись, Мистраль встала и направилась по проходу к Жанне, которая в ожидании девушки сидела в последнем ряду. Из-за беспокоившего ее на протяжении последних дней ревматизма пожилой женщине было трудно опускаться на колени, поэтому, когда Жанна сопровождала Мистраль в церковь, она садилась на скамью в самом укромном уголке.
Жанна встала и последовала за Мистраль. Перекрестившись пальцами, смоченными в святой воде, они вышли на залитые солнцем ступени. После полумрака церкви яркий свет ослепил Мистраль, и она на секунду зажмурилась. Открыв глаза, она увидела поднимавшегося по ступеням человека и поджидавшую возле церкви открытую коляску. Не успела она разглядеть герб на дверце, как перед ней уже стоял князь Николай. Он взял ее руку и поднес к губам.
— Ваша тетушка сказала, где вас можно найти, мадемуазель, — сообщил он. — Позвольте пригласить вас на прогулку.
— Вы очень добры, ваше сиятельство, — тихо ответила Мистраль.
В ее голосе слышалось некоторое беспокойство. Взглянув на князя, она заметила, что он улыбается, а его взволнованные темные глаза внимательно — буквально каждую черточку — изучают ее лицо. Мистраль отвела взгляд. Запряженные в коляску вороные лошади были прекрасны. От нетерпения они били копытом и грызли удила.
— Прошу вас, мадемуазель, доставьте мне удовольствие. — Даже несмотря на слышавшуюся в голосе князя робость, его голос звучал властно. Мистраль чувствовала, что князь ни на секунду не усомнился в ее согласии, и ее охватило страстное желание отказать ему. Она с большим удовольствием прогулялась бы вместе с Жанной по залитым солнцем улицам и всей душой отдалась бы переполнявшему ее ощущению счастья и покоя, которое всегда овладевало ею после пребывания в церкви. Но вместо этого она вынуждена делать то, чего она страшилась.
