Она подняла глаза и увидела небо. Облака замерли на нем, будто нарисованные. Луна тоже была какая-то ненастоящая, и от этого усиливалось впечатление ирреальности всего окружающего. Тем не менее снег под ногами был очень даже настоящий. Ноги утопали в нем по самые колени.
Ей было страшно. Но она все шла, шла и шла, а линия горизонта все убегала и убегала от нее, не оживляемая ни лесом, ни горами, ни даже простыми холмиками. Белое ровное поле, и больше ничего. Она знала, остановись она сейчас, упади прямо здесь, и погибнет. Замерзнет посреди этой немой, выматывающей душу белизны. И она шла. Но силы уже были на исходе.
А страх усиливался, а страх нарастал. Умереть? Здесь? Как глупо! Как нелепо! Но ноги уже подкашивались. А еще этот протяжный гул как будто усилился.
И тут перед ней вдруг выросла гигантская снежная волна. Белая равнина всколыхнулась, встала на дыбы, и снег ударил ей в лицо, острыми иглами мороза вонзаясь в кожу. Воздух в легких словно распался на множество мелких частиц, и грудь вспыхнула, загорелась изнутри.
– А-а! – только и успела крикнуть Линда.
Из белой кутерьмы вдруг выступили очертания знакомой комнаты и бледное лицо, озаренное лишь слабыми отсветами огня в камине.
– Ты? – невольно вырвалось у Линды. – Это ты? Настоящий, живой?
– Настоящий, живой, тихо. – Джон говорил спокойно, по крайней мере старался говорить так, но было видно, что он сильно встревожен.
На этот раз Линда как-то очень быстро пришла в себя. И первая мысль, посетившая расчетливый женский ум, заключалась в следующем: надо срочно воспользоваться ситуацией! Вспомнились давние планы об имитации кошмаров, на которые она так и не решилась, поскольку не знала, как выглядит со стороны, когда видит что-то страшное. Вдруг ее игра будет слишком отличаться от реальной картины. Но теперь-то, теперь просто грех упускать такую возможность хоть эту последнюю ночь провести с ним в одной постели. Пусть в роли ребенка. Все лучше, чем ничего.
И Линда залилась притворными слезами, испуганно ухватив Джона за руку.
– Не уходи, я боюсь, – всхлипывала она. – Пожалуйста. Я боюсь, я очень боюсь. Не уходи…
Джон обнял ее.
– Тихо, тихо. Все хорошо. Я никуда не денусь. Я здесь, с тобой.
Он говорил, а Линда, приникнув к широкой груди, слушала, как отчаянно бьется его сердце. Казалось, что он только что пробежал километров двадцать. Но почему? Неужели Джон так сильно испугался за нее?
– Я тебя не отпущу, – продолжала говорить Линда, ловя чутким ухом удары мужского сердца.
Эти слова… Эти слова… Или она ошиблась? Нет, сердце замерло. Остановилось. И раз, забилось сильнее! Что же это значит?
Джон уложил Линду назад в кровать.
– Успокоилась? Давай спи. А я посижу рядом. – И он присел на край кровати.
– Нет, – тут же запротестовала Линда, – со мной, под одеялом. Я боюсь!
У Джона округлились глаза.
– Я? С тобой?
– Да, – жалобно простонала Линда. – Джон, миленький, пожалуйста! Я так до утра спать не буду!
Только этого ему не хватало! Спать с ней в одной кровати! Наивный ребенок, ей и в голову не приходят те мысли, которые мучают его всю последнюю неделю. После того вечера, когда Джон наконец осознал свою страсть, каждый час, каждая минута, проведенная рядом с Линдой, превращалась для него в пытку. Знать, что любишь, видеть ее – и не сметь прикоснуться!
Конечно, Джон, выдержанный, волевой, и виду не показывал. Внешне жизнь в хижине шла все по тому же однажды заведенному порядку. Разве что он чаще стал выходить во двор, колоть дрова… для физической разрядки. Но Линда, конечно, ни о чем не догадывалась.
И вот теперь эта ночь. Целая ночь в одной кровати с ней. Джон знал, что может не сдержаться. Знал, чем чревато подобное искушение. Но еще он знал другое: завтра она уедет. И не просто уедет, а исчезнет из его жизни навсегда. Они никогда больше не увидят друг друга.
– Хорошо, но обещай, что сразу же постараешься уснуть. И так уже двенадцать часов.
Невольное «ура!», вырвавшееся у Линды, удивило Джона.
– Что «ура»? – не понял он. – По какому поводу такая радость?
– Ну как?.. – замялась Линда, сама от себя такого поведения не ожидавшая. – Ну, мне не приснятся еще кошмары, если ты будешь рядом. – Очень наивное детское объяснение, однако вполне подходящее к ситуации.
Они улеглись. Лютый, увидев такую солидарность людей, тоже не пожелал оставаться в стороне и перебазировался к кровати.
Ветер все так же завывал за окном, снежные хлопья по-прежнему бились в стекло. Джон лежал рядом, наконец-то рядом, и Линда чувствовала его тепло. Тяжелая мужская рука лежала на ее плече, дыхание обжигало затылок. Повернуться было как-то страшно. Вдруг по глазам, по движениям Джон прочтет истинные ее намерения? Ведь наверняка в свое время он был не последним мужчиной. Нет, лучше так, спиной чувствовать его присутствие.
Но тело уже начало реагировать. Близость желанного мужчины действовала на него однозначно. Участился пульс, кровь застучала в висках…
Она, кажется, уже уснула, думал Джон. Затихла, отвернувшись к стене. Встать и уйти, пока не поздно? Он чувствовал, что еще чуть-чуть, и не выдержит. Нет, зря он на это согласился. Голова шла кругом от физической близости этой девчушки, и приходилось щипать себя, задерживать дыхание, только бы отвлечь организм от столь насущной потребности. Хоть бы отвернуться к окну и глядеть в него, считая снежинки. Хоть бы просто…
Джон нестерпимо мучился. Под одеялом к тому же было тепло, что никак не помогало усмирить тело. Если бы Линда повернулась, то увидела бы странную картину. Джон, охваченный желанием, выглядел очень сосредоточенным. С таким выражением лица можно обезвреживать бомбу, но никак не спать. Он сам чувствовал это. Но как можно расслабиться, лежа в одной кровати с предметом своей страсти? Ведь не импотент же он, в самом деле! И Джон мучился, напрягая все силы, какие только находились в резерве организма…
Ему, кажется, тоже не спалось. Линда ощущала то и дело пробегающее по руке, лежащей на ее плече, напряжение. А в ушах гулко раздавались удары его сердца. Неужели он так боится за нее? Но повернуться, сказать хоть слово Линда не решалась. Не ровен час, рассердится и уйдет: мол, не умеешь по-хорошему, так и не надо. А с губ так и рвались нежные слова. И были это слова не девочки-подростка, а женщины. Завтра они расстанутся. Не верилось, не хотелось в это верить…
Джон не мог даже закрыть глаз, потому что воображение, распаленное страстью, тут же начинало рисовать сладострастные сцены. А вдруг не успеешь остановить руку, а вдруг поцелуешь? А если она еще не уснула? И он лежал, не смея пошевелиться, не рискуя выдать себя хоть одним жестом…
