— Не надо, — вздрогнув, произнес Рассел и отступил на полшага.
Продолжая смотреть на Бетти, он медленно снял с ее плеч халатик и, взял ее на руки, бережно, как драгоценную ношу, опустил на кушетку. Повинуясь инстинкту, столь же древнему, как само время, она приняла его, как истосковавшаяся по влаге земля принимает благодатный дождь…
Какое-то время их сплетенные тела были неподвижными, дыхание единым, сердца бились в унисон.
Вдруг в полной тишине раздался далекий звук захлопнувшейся двери. Рассел едва уловил его. Голова его устало покоилась на плече Бетти. Он испытывал редкое для него состояние приятной опустошенности и лени. Ему казалось, что он понял, когда и почему мужчины дают обеты вечной любви, и более не осуждал их, даже если сам не смог бы привести ни одного примера верности данному обету.
Его дальнейшим, столь необычным для него размышлениям помешали чьи-то далекие шаги в пустом доме. Кто бы это мог быть? Он оторвал голову от горячего плеча Бетти и настороженно прислушался. Шаги стали громче, кто-то уже поднимался по лестнице.
Более не раздумывая, Рассел высвободился из объятий Бетти и одним прыжком достиг двери. Закрыв ее, он всей тяжестью своего тела навалился на нее изнутри.
Бетти, с удивлением следившая за его странным поведением, открыла было рот, чтобы выразить недоумение, но в это мгновение в дверь легонько постучали.
— Рассел, ты здесь? — услышали они знакомый голос.
Кендал! От неожиданности Бетти покраснела и быстро потянулась за халатиком.
Рассел с облегчением вздохнул, хотя у него все еще был вид человека, только что завершившего марафонский пробег. Поняв, что за дверью всего лишь его юный друг, он начал постепенно приходить в себя.
— Что тебе нужно, Кендал, дружище? — после некоторой паузы спросил он.
— Ты не хочешь поиграть со мной?
Взгляд Рассела, обращенный к Бетти, просил о помощи, но она, накинув халатик, была всецело поглощена завязыванием его пояса в замысловатый узел.
Не видя иного выхода, Рассел был вынужден ответить коротким и решительным «нет».
— Но почему, Рассел? — обиженно протянул Кендал.
Рассел, поспешно натягивая трусы, еле удержался, чтобы не чертыхнуться.
— Потому, что я занят, — почти грубо ответил он.
— Занят?
— Да.
— А что ты делаешь? Я могу тебе помочь?
— Нет! — не сдержавшись, раздраженно выкрикнул Рассел.
Но Кендал, кажется, не заметил этого.
— А ты скоро освободишься? — продолжал допытываться мальчик.
— Да, черт побери! — последние слова Рассел произнес уже совсем тихо.
Его растерянный вид, настойчивые расспросы Кендала и, наконец, нелепость всей ситуации показались Бетти столь комичными, что она едва удержалась от улыбки.
— А ты придешь на наш праздник победы? Мама обещает, что это будет настоящий бланкет.
Рассел страдальчески вздохнул.
— Ты хочешь сказать — банкет, дружище? — Рассел уперся лбом в дверь. — Хорошо. А теперь иди домой, — сказал он устало.
— Обещаешь, что скоро придешь?
— Обещаю.
— Ладно.
За дверью воцарилось выжидательное молчание.
— Эй, Рассел? — снова позвал Кендал.
— Да, что тебе?
— А ты можешь привести с собой тетю Бетти? Я не нашел ее в доме.
— Я приведу ее, не беспокойся.
— О'кей. До встречи, крокодил.
Однако Рассел не услышал удаляющихся шагов. За дверью было тихо. Значит, мальчишка все еще здесь.
— До встречи, крок, — вдруг повторил Кендал.
По его голосу Рассел понял, что малыш чего-то ждет от него.
Увидев недоумение и растерянность на лице Рассела, Бетти шепотом быстро подсказала:
— Отвечай: «до скорой, крок».
Глаза их встретились: в ее взгляде было едва скрываемое озорство.
— До скорой, крок, — неохотно процедил сквозь зубы Рассел, сознающий всю нелепость ситуации.
Слава богу, удовлетворенный Кендал наконец ушел. Слыша его удаляющиеся шаги, Бетти, прикрыв рот полой халатика, опустилась на пол и дала волю душившему ее смеху.
Рассел в безмолвии смотрел на нее.
В узких черных джинсах и черной трикотажной рубашке-поло Рассел, с глазами, слезящимися от дыма, держа на одной руке уцепившуюся за его шею двухлетнюю Джуди, а другой поворачивая вертела, жарил мясо на заднем крыльце дома Айры. Вокруг него и жаровни столпилась вся команда юных бейсболистов. Что ж это был их праздник. Но где же Кендал? — думал Рассел, чувствуя себя немного обиженным. Черт побери, что он делает здесь, жаря бифштексы совершенно чужим людям, собравшимся на свой семейный пикник?!
Он еще больше помрачнел, когда увидел на лужайке Бетти в окружении трех женщин — высокой брюнетки, ярко накрашенной немолодой блондинки и женщины в уродливом красном платье. Кажется, это она везла его из больницы и зовут ее Пегги, если ему не изменяет память.
Увидев, как они оживленно о чем-то расспрашивают Бетти, Рассел вспомнил, сколько вопросов отнюдь не безобидного характера успели задать ему ее друзья. Они, в сущности, вели себя так, словно являются близкими родственниками Бетти и имеют полное право знать о его намерениях. Он представил, что бы с ними было, если бы они узнали, что пару часов назад он и столь оберегаемая ими Бетти занимались любовью не где-нибудь, а в ванной комнате. Они зажарили бы его живьем на вертеле или, еще хуже, пропустили бы через мясорубку и сделали фрикадельки.
Откуда было ему знать, что милая и интеллигентная Бетти, с нежнейшей, как лепесток розы, кожей, начнет таять в его объятиях, словно свеча на огне? Кто бы мог подумать, что за спокойной холодноватой внешностью и пуританской чистотой и рассудительностью таится натура страстная, еще не познавшая самое себя? Он должен был сразу догадаться, что эта женщина почти стопроцентный риск.
Разве он не почувствовал это в первую же минуту, как увидел ее? Присутствие Бетти как-то странно действовало на негр, в ее обществе ему становилось не по себе. Куда девались его выдержка, самообладание, сарказм? Его тренированный ум допускал непростительные просчеты. Каждый раз, когда ему казалось, что он понял ее и определил ее место в веренице случайных встреч, которые посылала ему судьба в трудных и непредсказуемых буднях, Бетти тут же напрочь опрокидывала все его предположения и все приходилось начинать заново. Она была переменчива, как апрельская погода.
Шон, дернувший Рассела за рукав, помешал ему продолжить анализ неожиданных собственных превращений.
— Я все равно не понимаю, — капризно и требовательно заявил он, — почему люди не могут летать. Птицы летают, самолеты летают, а человек не может.
