Спустя мгновение зазвонил телефон, но Хлоя не сняла трубку.
По дороге в лечебницу она крепко сжимала рулевое колесо, чтобы унять дрожь в руках. Остановившись возле приемного отделения, она вошла внутрь, получила подтверждение счастливого известия и помчалась по коридорам к маминой палате.
Ее мать сидела в кресле, в котором обычно устраивалась Хлоя. На ней был розовый теплый тренировочный костюм. Должно быть, кто-то отыскал его для нее, поскольку Хлоя видела этот костюм впервые. Однако мамину чудесную улыбку она видела уже во второй раз.
Ее мать действительно выздоровела, Хлоя больше не сомневалась. Она бросилась с распростертыми объятиями к Делии. Та встала с кресла, и они обняли друг друга. Обе проливали реки слез.
— Моя дорогая, моя дорогая! — от счастья голос Делии, переполненный любовью, звенел.
— Ты вернулась. — Хлоя не сводила глаз с ласкового лица матери. Она видела в нем радость, покой, свет разума.
— Ради тебя, моя милая девочка, — Делия взяла руку дочери.
А слезы радости все струились по их лицам, хрустальными бусинками падая с длинных, пушистых ресниц.
Делия, усадив Хлою в кресло, села напротив нее, спеша рассказать ей свой сон.
— Тим был здесь… И твой отец. Я видела их так же ясно, как сейчас вижу тебя…
Слушая мать, Хлоя думала: неужто небеса сжалились над ними?
Тем временем старшая сестра, сияя от счастья, сообщала о чудесном выздоровлении доктору Уильяму Гафу, главному невропатологу, и доктору Саймону Блейкли, главному психотерапевту лечебницы. Невероятная новость вскоре стала всеобщим достоянием, но в медицине не принято верить в чудеса.
Сначала Хлоя оставалась в палате, но потом оба врача дали понять, что предпочли бы поговорить с Делией наедине. Эти доктора долго лечили ее маму. Они были добрые люди, по-настоящему преданные своей профессии.
Хлоя вышла из палаты, прогулялась по коридору, потом села на стул в пустынной в этот час приемной. Молоденькая сиделка принесла ей чай и печенье, и она с благодарностью отхлебывала чай маленькими глотками. У нее кружилась голова. Она опасалась, что мама не выдержит града вопросов врачей.
В конце коридора, возле приемного отделения, послышался какой-то шум. Из любопытства Хлоя подошла к двери и выглянула наружу.
Габриэль, одетый так же небрежно, как и она, торопливо шагал ей навстречу, а медсестра, задыхаясь, бежала за ним.
— Сэр, сэр!
— Не беспокойтесь, — сказала Хлоя. — Я знакома с этим человеком.
Она не в силах была произнести: «Он мой друг». Она вообще не знала, что сказать.
— Хлоя! — Габриэль, такой большой, надвинулся на нее, и она ощутила себя подавленной этой силой. — Я звонил тебе домой. Ты не ответила. Я всерьез забеспокоился, и тут мне пришло в голову, что ты у мамы. У нее все хорошо?
Хлоя постаралась отвечать спокойно:
— Она пришла в сознание. Она говорит.
— Это ты звонила мне сегодня утром? — Габриэль взял Хлою за подбородок и попытался повернуть лицом к себе. Она сопротивлялась, и это потрясло его.
— Нет.
— А я думаю, что это была ты, — настаивал Макгир, помрачнев.
— Ошибаешься. Впрочем, ошиблись мы оба.
— Хлоя, о чем ты говоришь? — Его ясные, темные глаза твердо смотрели ей в лицо.
— Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю, Габриэль, — уклонилась от прямого ответа Хлоя.
— Любимая, неужели это все из-за того, что по телефону ответила женщина?
— Почему-то я полагала, будто ты живешь один.
— И поспешила с выводами. Ты прямо как ребенок.
— Мне это известно. В данном вопросе я не настолько взрослая, как ты. Как бы то ни было, мне нет дела до того, что у тебя ночуют твои подружки. — Она изящно пожала плечами, поражаясь, что ей до сих пор удается сохранять самообладание.
— Не стану отрицать, в прошлом это бывало, Хлоя. Но в последнее время я не привожу к себе девочек. Я говорил: мне нужна сейчас только одна женщина. А к телефону подошла моя соседка, Сью Эштон. Сью и Патрика, вместе с которой они снимали квартиру, улетали рано утром в Сидней. Они выиграли путешествие в Таиланд, но сначала им надо добраться до Сиднея. Я предложил им помочь отнести вещи к машине. Я всегда встаю в это время. Мы с Пат как раз поднимались на лифте, когда ты позвонила. Вот Сью и ответила, чтобы оказать мне услугу.
— Стало быть, они отправились в Таиланд и потому не смогут подтвердить твои слова.
— А тебе нужно подтверждение? Ты не можешь просто поверить мне?
— Глупо верить всему, что говорят мужчины. — «Боже мой, — подумала она, — что за чушь я несу. Ведь ревность — это грех».
— Так ты не веришь мне?
Хлоя закрыла лицо ладонями:
— Я не в состоянии думать, Габриэль. Слишком много всего произошло.
Он внезапно смягчился.
— Я же понимаю, Хлоя. Присядь. Новость чудесная, но представляю, как ты потрясена.
— Мы вместе видели, как она улыбалась, Габриэль.
— Сила Господня беспредельна, — с нежной улыбкой промолвил он.
Она склонилась к нему, но не осмелилась дотронуться.
— Наверное, я что-то сделала не так, — покаянно пробормотала она.
— Пожалуй.
— Прошу прощения, — ей показалось, что внутри у нее все задрожало. Она была уверена, что потеряла его и что ей этого не пережить.
— В моей жизни, Хлоя, тоже бывали разочарования. Я надеялся, что у нас все будет иначе. Я надеялся, что мы становимся ближе.
— Да, мы становились ближе.
— Не становились, а становимся. Ты должна решить, доверяешь ли мне. Мне отчаянно хочется сохранить нашу… дружбу, эту привилегию — быть знакомым с тобой.
«Как он деликатен!» — подумала она.
— В жизни я все время балансирую на краю пропасти, Габриэль. Это мучительно. Признаюсь, я была ошеломлена, услышав в такой час по телефону голос женщины.
— Наверное, то же самое было бы и со мной, услышь я в трубке мужской голос. Но я все-таки позвал бы тебя к телефону. А теперь давай забудем это недоразумение, — весело произнес Макгир. Он не мог отрицать, что был глубоко обижен, но жалел, что не сдержал раздражения. Ведь это был день Делии и Хлои. День счастья, а не взаимных попреков.
— Я бы с удовольствием поздоровался с твоей матерью, если можно, — сказал Габриэль. Глаза у него были такие темные, что зрачков почти не было видно.
— Наверное, врачи не будут возражать, но только сначала они должны закончить обследование.
Час спустя они втроем сидели в беседке. От матери и дочери исходила такая радость, что Габриэль чувствовал, что и его сердце замирает от счастья. Решетчатые стены беседки были увиты красными розами. Их аромат плавал в золотистом воздухе. Кто-то сорвал одну розу и положил ее на стол. Делия тут же взяла цветок, словно он предназначался ей, и вдохнула его запах. Пелена слез заволокла ее голубые глаза, и они сделались еще ярче.
