Предмет ее горестных размышлений вдруг оказался рядом.
— Пойдемте выпьем по чашечке кофе.
— Мне не хочется кофе.
— Тогда пройдем в офис. Нам нужно поговорить.
— О чем?
— Это кое-что личное. Давайте отыщем спокойное местечко.
— Нет!
В глазах Ноя на мгновение зажглись и погасли злые огоньки. Он решительно пересек фойе и вышел на улицу.
Ной подставил лицо холодному ветру и принялся мерить шагами фасад здания. Впору было рвануть на спринтерскую дистанцию, чтобы хоть как-то погасить сжигавшую его ревность. Она практически призналась, что хочет выйти замуж за Макинтоша, хочет кататься с ним в паре. Тогда зачем он торчит здесь? Не проще было бы перестать изводить их обоих? Всю сознательную жизнь он избегал подобных ситуаций. Но на этот раз тревога за Фрэнси, ее надежды и мечты крепко затянули его в свою паутину. А уж после того поцелуя, которому так некстати помешал Макинтош, он и вовсе пропал. И Ной решил держаться подальше от Фрэнси, не попадаться ей на глаза.
Но как, ради всего святого, запретить себе представлять ее в своих объятиях, в своей постели, в своей жизни, в конце концов!
Фрэнси подошла бы к Ною и даже извинилась перед ним, но он даже не взглянул в ее сторону, когда вернулся с улицы. Просто прошел в офис, а через несколько минут вышел одетым, со своим портативным компьютером в руке. Поговорил с Вероникой и… исчез!
Фрэнси подкатилась к Веронике.
— Куда он уехал?
— Сказал, что отправился к себе поработать. Если тебе надо уйти, то Тереза готова помочь мне.
— Тебе и так придется подменять меня в воскресенье.
— Не волнуйся. Мне нравится здесь. Не работа, а сплошное удовольствие.
Да, у Вероники каток вызывал такие же чувства, как и у Рэмси. Пока она была одинокой, так что не приходилось ни перед кем отчитываться за поздние приходы домой. У Фрэнси пульс зачастил от мысли, что она сейчас поедет к Ною и извинится перед ним. Кажется, он почему-то очень разозлился. Но у него будет время слегка остыть. Она не собирается мчаться прямо сейчас, а получше подготовится к визиту.
— Я уеду около восьми. А ты присмотришь за порядком и закроешь все.
— Договорились.
Ной открыл ей дверь и замер в нерешительности. Она не удивилась, что он предоставил ей самой сделать первый шаг. В конце концов, осторожность у него в крови. Вишневая майка с короткими рукавами обтягивала мускулистые плечи, серые спортивные брюки, хотя и были свободными, прекрасно сидели на нем. Ее даже пот прошиб: Ной просто излучал чувственность и силу. Желание очутиться в его объятиях охватило ее настолько, что лишило дара речи.
Выражение его лица не изменилось, а вот цвет глаз стал изумрудно-зеленым, потемнев в долю секунды. Возможно, ей удастся достучаться до его души? Она решила попытаться.
— Мне очень нужно знать наверняка, Ной, безразлична я вам или нет, — со своей обычной прямотой сказала она.
— Стал бы я в таком случае избегать вас? Помчался бы я в Нью-Йорк? Сходил бы с ума каждый раз, когда целую… тебя?
У нее разом ослабли колени.
— Прикоснись ко мне, Фрэнси. Прикоснись — и ты узнаешь, как много значишь для меня.
Она подняла руку и прижала к его груди.
Он и сам удивился своим словам, прозвучавшим как мольба. В обороне, которую он воздвигал всю неделю, оказалось слабое звено — сумасшедшая жажда женщины, способной расплавить всю его решимость единственным прикосновением. Однако это была не совсем обычная ласка. Фрэнси воспользовалась его словами, и ее пальцы принялись страстно изучать его тело. Вот она поиграла-погладила его ключицу, затем с удовольствием и любопытством первооткрывателя начала ощупывать и гладить его плечи и руки.
Майка была тонкой, так что реагировал он так, словно ее пальцы касались кожи. Обнаженной. И вдруг понял, что если она не окажется немедленно в его объятиях, он попросту сойдет с ума.
Ной распахнул на Фрэнси пиджак и уставился на ее возбужденно вздымавшуюся грудь. У него даже защипало во рту, так он захотел прикоснуться к ее соскам губами и языком. Мгновение спустя пиджак и свитер спланировали на пол. На Фрэнси был спортивный бюстгальтер, и Ной задержал на нем свой взгляд, решив, что он даже сексуальнее, чем все эти рекламируемые шелка и кружева. Его колдунья покраснела, а он уже не мог думать ни о чем другом, только поскорее бы увидеть ее обнаженной в своей постели.
От одной этой мысли он затрепетал. А что будет, когда он и в самом деле ощутит ее под собой? Его пальцы скользнули под мягкие лямочки и сорвали тонкую ткань прямо через голову Фрэнси. Почти невесомая тряпочка пролетела несколько метров и улеглась на пол.
Сквозь приоткрытую форточку ворвался холодный воздух и слегка остудил Ноя, так что он не только видел ее, но и ощущал по-особому обостренно — женское тело такой красоты требовало поклонения. Ему хотелось вобрать в себя и запомнить навеки все свои ощущения, прежде чем он поцелует и маленькую морщинку у локтя, и роскошную грудь, и…
Но прежде всего он осторожно освободил ее пушистые волосы от резинки, и они рассыпались по плечам, закрыв лицо. Он погрузил в этот ласковый шелк занывшие пальцы. Нет, они мягче всякого шелка. Отодвинув прядку волос, он прильнул к ее губам… Боже, она настоящая колдунья… Трепещет в его руках, целует в ответ, мгновенно откликается на любую ласку и… пусть не навсегда, а лишь в этот момент принадлежит лишь ему.
Жадно целуя ее, словно она была воздухом, без которого он задохнется, единственной пищей, способной утолить его голод, он быстро расстегнул молнию на ее джинсах и стянул их с округлых бедер. Она тут же отшвырнула их в сторону. А затем с той же поспешностью управилась с его брюками.
Она любит Ноя. Все остальное не имеет значения. Любовь, желание, жажда, страсть — все перемешалось, разросшись до непостижимых размеров.
Он подхватил ее на руки и донес до постели. Сев на краешек, он устроил ее у себя на коленях, целуя и лаская так, что мир закружился у нее перед глазами. Оставив ее губы, он проложил цепочку поцелуев вдоль подбородка, по гордой шее, перешел на ключицу, постепенно приближаясь к груди. Кружа вокруг цели, дразня и лаская, он довел ее почти до экстаза и лишь тогда наконец взял в губы ее сосок. Она выгнулась, поддавшись инстинкту желания, но он приоткрыл губы, и она разочарованно застонала. Ной рассмеялся — глубоким смехом, пронзившим ее до кончиков пальцев.
— Ной, — умоляюще прошептала она.
Он полюбовался ее телом, поцеловал носик, щеки, подбородок и наконец снова вернулся к груди.
Его губы были даром небес, сладким и возбуждающим! Искры, зажженные его поцелуями, разбежались по ее телу, воспламенили его. Казалось, крохотные язычки пламени лижут каждую клеточку. А потом маленькие костры слились в одно большое пламя, охватившее ее всю. Ей хотелось в этот миг одного — чтобы это никогда не кончалось!
