— Спасибо, Хари, — точно так же безучастно сказал Махеш.
Хари почесал затылок.
— Пойду на кухню. Пора позаботиться об ужине.
Как только он исчез, Синтия набралась мужества, чтобы продолжить начатый разговор. Она понимала, что должна убедить его. Он должен последовать ее совету ради их любви, ради будущего.
— Махеш, мне самой страшно думать о разлуке с тобой, — сказала она. — Но это неизбежно. Мы должны быть разумными. Не сегодня, так через два дня, но нам все равно придется расстаться и, возможно, надолго. О, Махеш…
Он молчал. Как сказать ей, что они расстанутся не надолго, а навсегда? Ему казалось, что он стоит на краю пропасти и если не прыгнет сам, то его совесть столкнет его туда.
— Да, милая Синтия, ты права, — решился он. — Я веду себя, как мальчишка. Я полюбил тебя и потерял голову. Я перестал бояться опасности и даже перестал думать о будущем. Ты пытаешься уберечь меня от бед, а я… я был нечестен с тобой.
Что? Что он такое говорит? Нечестен?
Вцепившись в ручки кресла, она напряженно ждала и видела, что он собирается в чем-то признаться ей.
— Нечестен? — не выдержав, спросила она. — В чем?
— Я не рассказал тебе… Но не потому, что хотел утаить. Я просто перестал об этом думать.
— Тогда расскажи, Махеш!
Синтия и не подозревала, что ей придется сейчас услышать.
— Как только я покину Непал, меня женят, — странным, чужим голосом сказал он.
— Женят? — переспросила она.
— Да. Мать и сестра уже подыскали невесту. Такова традиция: как аристократ и сын брамина я могу жениться только на дочери брамина. Если я нарушу традицию, моя семья проклянет меня. Я последний потомок своего рода и обязан продолжить его. Пойми, милая, я бессилен что-либо изменить…
Синтия сидела не двигаясь. То, что он только что сказал, просто не укладывалось у нее в голове. Традиция. Продолжение рода. Невеста. Еще несколько дней назад она могла играть с этой идеей. Но не теперь. Теперь это стало ее личной проблемой. Теперь это казалось высшей несправедливостью. Смертным приговором для их новорожденной любви.
Но ведь он любит ее, а не невесту, которую сватают ему мать и сестра? Как он сможет жить с женщиной, которую даже не знает?
— Но ведь ты не любишь ее, Махеш! Ты даже не знаешь ее!
Он поднял на нее глаза.
— О, милая Синтия, что с того? Здесь никому до этого нет дела. Никого не интересует, что творится в моем сердце. Это сделка, что-то вроде бизнеса. Как бизнесмены заключают друг с другом сделки, так и мужчина и женщина сочетаются в браке. Я просто обязан подарить своей семье сына.
— И ты не можешь сделать этот подарок, женившись на любимой женщине?
— О, как бы я сам хотел, чтобы это было возможно!
Синтии показалось, что жизненные силы в одну секунду покинули ее. Все кончено. Но разве она не привыкла к тому, что судьба дарит ей подарки только для того, чтобы тут же отнять?
— Значит, то, что между нами, — любовь на два дня? — спросила она, чувствуя, как безысходность сдавливает ей горло.
Он поднял на нее свои темные, печальные глаза.
— О, Синтия, я знаю о любви только то, что она есть. Я узнал это только благодаря тебе. Я люблю тебя и больше ничего не знаю, — горячо проговорил он.
Но разве теперь это что-то значит? Еще пять минут назад значило, но не теперь. Предательские слезы, как она ни пыталась подавить их, в два ручья заструились по щекам.
— Мне бы хотелось сейчас уйти, — пролепетала она.
— А мне бы хотелось, чтобы ты никогда не уходила. — Он встал с кресла, подошел и присел рядом с ней на корточки. — Поверь, мне самому становится дико и страшно, когда я думаю о своей жизни. Не плачь, милая, потому что мне тоже хочется плакать. Прости меня. — Он принялся утирать ей слезы.
— Все кончено, — бормотала она. — Все кончено.
— Синтия, не говори так.
Он провел рукой по ее волосам, по мокрой от слез щеке.
Вдруг она резко подняла голову.
— А она… красивая? Ты видел ее фотографии?
— Видел, — ответил он. — Обычная непальская девушка. Ничего особенного, кроме того, что она закончила Сорбонну.
Она судорожно вздохнула и перестала плакать.
— Слава Богу, что хоть образованная. Тебе не будет скучно.
Махеш взял ее руки в свои.
— Синтия, давай не будем больше об этом, пока мы вместе. Пусть у нашей любви нет будущего, но у нее есть настоящее.
Настоящее. После того, что она только что услышала, их настоящее тоже умерло.
— Давай, — согласилась она. Ее голос прозвучал безучастно. — Кстати, мы забыли про чай. Он уже, наверное, совсем холодный.
— Не беда. Можно попросить Хари разогреть его, — подавленно сказал он.
— Не нужно. — Она взяла в руки стакан и большими глотками стала пить противную холодную жидкость.
Да, любовь эгоистична, думала она. В жизни есть еще долг и ответственность. А что до их любви, то, может, большего этой любви судьбой не отпущено.
Но это говорил голос рассудка. А сердце… сердце просто надрывалось от боли.
Махеш не мог видеть ее мук. Он встал и подошел к окну.
На лестнице снова послышались шаги.
— Это, наверное, Дипак, — сказал он, обернувшись.
— Интересно, с какими новостями? — Синтия изо всех сил старалась говорить обычным тоном.
— Надеюсь, с хорошими.
— Это значит, что я смогу вернуться в «Асторию». Кстати, я уверена, что прекрасно обойдусь без провожатых. Сейчас еще не поздно. — Она глянула на свои часы. — Только двадцать минут десятого. За площадью Дарбар не трудно будет поймать такси.
Махеш чувствовал, что разрыв между ними растет. Он отчаянно искал способа снова приблизить ее к себе, но понимал, что это безнадежно.
— Да, конечно, — сухо ответил он.
— Что ж, господа, — сказал Дипак, как только его голова поравнялась с полом. — Ситуация на площади благоприятная. Полицейских не много. Стали даже появляться редкие прохожие, и одним из них рискнул побыть я. Документы не проверяют. Приглашаю всех на вечернюю прогулку. После ужина, конечно.
Ожидаемой радости его сообщение не вызвало, и Дипак уловил, что в воздухе витают проблемы посерьезнее политических. Напряженные лица Махеша и Синтии лишь на миг слегка смягчились, но тут же снова вытянулись.
В чем дело? — спросил он Махеша одними глазами.
— Мисс Спаркс собирается покинуть нас, — ответил ему Махеш.
— Может, хотя бы останетесь на ужин, мисс Спаркс? — Дипак так непосредственно удивился, что Синтия уже готова была согласиться.
— Правда, Синтия, может, поужинаешь с нами?
Махеш поймал ее взгляд, и она оказалась между двух огней: Дипак с его детской искренностью и Махеш, глаза которого просили о большем, чем ужин. Они звали ее в его объятия, они обещали самые нежные ласки, они молили и требовали продлить и разделить с ним последний, оставшийся им миг любви.
