– Пойдем ко мне? В мою комнату? Покажу тебе фотографии, другие книжки?
Книжки? – звенит в моей голове. Нет, в эту минуту книжки интересуют меня меньше всего на свете. А вот комната…
Беру его за руку и не глядя на него, чтобы он не видел отражающихся на моем лице чувств, киваю.
– Пойдем.
Шагаем вверх по лестнице, и я с ужасом сознаю, что, если Грегори начнет мне показывать фотографии, я сама их отброшу, повисну у него на шее и не разожму рук, пока он не уложит меня в кровать и не начнет осыпать ласками. Перед дверью, будто сговорившись, на миг приостанавливаемся и так крепко сжимаем руки, что больше не нужно слов. Грегори подхватывает меня, и вот наконец наши губы сливаются…
На нас обрушивается лавина необузданной страсти. В страсть превращается все – все до единой мысли, чувства, желания. Срывая с себя одежду – с такой поспешностью и неудержимой силой, что трещат швы несчастной футболки, – я слышу где-то на краю сознания едва различимое «никогда не отдавай всего». И сгораю от желания, вопреки этим потрясающим, почти живым строчкам, назло почти тридцати годам собственной жизни, когда я и не подозревала, что значит любить мужчину, – сгораю от желания отдать Грегори все без остатка. Отдать больше, чем могу…
Губы жжет от сумасшедших поцелуев. Кажется, распух весь рот, но до чего же это приятно! Дышать тяжело, но с каждым вздохом будто больше и больше раскрывается сердце, а осознание того, что ты пленница страсти, как ни удивительно, освобождает от прочих зависимостей. В голове искристый туман. От сладостной боли ноет каждая косточка, но врачи и примочки не требуются. Тут поможет единственное – очередная порция ласк. Может, чуть погодя.
Долгое время лежим в темноте, медленно водя по руке и бедру друг друга кончиками пальцев. Звучит, может, несколько глупо, но после пламенного соединения не найти лучшего способа уверить партнера в том, что огонь угас лишь на время, но вспыхнет вновь и вновь, еще сотни, тысячи раз.
– Что-то совсем не хочется спать, – шепчет Грегори. Его дыхание еще неровное, рука останавливается в районе моей талии. О эти волшебные руки! Вспоминаю, как некоторое время назад была в них точно кусок податливой глины, и снова пробирает дрожь.
– Спать? Мне тоже не хочется…
– Может, тогда все же посмотрим фотографии? – негромко смеясь, спрашивает Грегори.
– Давай! – Теперь я нахожу эту мысль весьма занятной. Побольше узнать о том, кому позволила украсть собственное сердце. Что может быть интереснее?
Грегори обматывает вокруг бедер простыню, а я, вдруг представив, что сейчас он зажжет свет, и устыдясь своей наготы, хватаю отброшенное на спинку кровати покрывало и заворачиваюсь им. Щелкает выключатель торшера, я зажмуриваюсь, моргаю и осматриваюсь.
Обставлена комната весьма скромно, как и все в доме Сэмюеля, но тут всюду – на письменном столе светлого дерева, на многочисленных полках с книгами – рамки с фотографиями и на многих из них Грегори. Как странно.
– Ты что, привез все эти снимки с собой? – спрашиваю я.
Грегори выдвигает ящик стола и достает небольшой фотоальбом.
– Нет, почему же. Они здесь всегда. Это моя комната.
– Как? Совсем твоя?
– Ну да. Я нередко навещаю Сэмюеля. Что тут удивительного?
Пожимаю плечами. Впрочем, он прав. Удивительного тут как будто ничего. Только… как же ему удается и часто бывать здесь и красоваться хотя бы на половине мамашиных приемов? Воспоминание о его семье отдается в душе неприятным чувством. Пытаюсь вообразить, с каким видом Грегори является на светские семейные торжества, и не могу. Хотя и тем, какой он обычно у Стивена, теперь представить его довольно сложно. Настроение резко портится. Лучше бы совсем не думала о том, что было прежде, не смазывала бы впечатления от первой волшебной близости…
Чтобы отвлечься от мыслей о жизни в городке, внимательнее всматриваюсь в фотографию на столе. На ней – двое ребят. Первый в одной руке держит бокал, а второй хохочет, согнувшись пополам. С удивлением узнаю в смеющемся Грегори. Или я ошибаюсь?
– Это… ты? – спрашиваю неуверенным голосом.
Грегори уже сидит на краю кровати – приготовился показывать мне снимки в альбоме.
– Да, я. Восемнадцатилетний болван. А рядом Джаспер. Это мы у Стивена, тогда там все было по-другому.
Я чуть не раскрываю в изумлении рот.
– Ты был таким?
– Каким? – переспрашивает Грегори.
– Ну… – Мысли в голове путаются, но я пытаюсь объяснить, что имею в виду. – Умел вот так веселиться… гм… на полную катушку. Причем там, у Стивена?
– Да, таким я и был. Пока не получил от жизни обилие шлепков и во многом не разочаровался.
– Обилие шлепков? Ты о гибели Джаспера?
Грегори вздыхает.
– Увы, не только. В ту пору жизнь преподнесла мне несколько сюрпризов. – Поджимает губы и смотрит рассеянным взглядом на кожаную альбомную обложку.
– Это… секрет? – спрашиваю я, сама не знаю почему мечтая скорее узнать, что это были за сюрпризы.
– Нет, почему же… От тебя у меня секретов нет.
Слышать от Грегори такое признание ужасно приятно и немного стыдно. Как бы я ни гнала прочь раздумья о том, с чего все началось, они все равно постоянно здесь – нашептывают на ухо, совестят, висят на сердце камнем.
– У Джаспера была невеста, – начинает Грегори спокойным голосом, но я вижу по его взгляду, что говорить ему ой как нелегко. – Их отношения казались мне почти идеальными. Оливия была женственной, как будто честной, как будто беззаветно любящей. Я жил тогда в Вермонте, остался там после окончания колледжа, там же Джаспер и познакомился с ней, когда гостил у меня. Как-то раз я узнал, что, пока его нет, она не теряет времени даром – встречается то с одним, то с другим. Тотчас поехал к ней, сказал все в глаза. Она долго отпиралась. Лгала настолько искусно и со столь невинными глазами, что, честное слово, в те минуты было невозможно ей не верить. Тут произошло непредвиденное – зазвонил телефон. Оливия испугалась, но сразу взяла себя в руки – заулыбалась, стала изумленно пожимать плечиками. Говорит, не буду отвечать, чтобы не отвлекаться от разговора. А о том, что у нее доисторический автоответчик, совсем позабыла. Так я и вывел ее на чистую воду: аппарат вдруг стал толкать приветственную фразу, Оливия было рванула к нему, но я преградил ей дорогу. Послышался мужской голос: «Помнишь нашу ночь в прошлую субботу? Нет ли желания порезвиться вновь?». Что-то вроде этого. Какие-то гадости.
Я смотрю на него и думаю: а чем я лучше Оливии? Тоже лгунья, приспособленка…
– Я сразу ушел, – продолжает Грегори. – Она провожала меня мольбами: не рассказывай Джасперу! Я, мол, люблю его, а это все так, несерьезно. Оттого что его нет рядом, а очень хочется тепла. Тепла! Даже вспоминать тошно. – Тяжело вздыхает и сжимает альбомчик так крепко, что под пальцами проминается толстая коричневая кожа обложки. – Буквально через месяц Джаспера не стало. Он так и не узнал о том, кто она на самом деле, его сказочная фея. И слава богу!
