– Грейс унесла младенцев в дом – кормить, – спокойно продолжал Романо. – Донато и Лоренцо помогают устанавливать тент на большой лужайке: Грейс решила устроить вечеринку на воздухе. Так что вокруг нас везде бурная деятельность.
– Да... исключая этот уголок, – сказала Клэр. Их шезлонги стояли под раскидистым деревом, дававшим густую тень. Девушка села, внутренне страдая от мысли, что он наблюдал за нею во сне и мог исследовать каждый сантиметр ее тела. Она вздохнула: одно дело – не бояться показывать шрамы всему свету, и совсем другое – лежать полуобнаженной перед Романо.
– Исключая этот уголок, – мягко согласился он.
– Ты... не хочешь помочь Донато? Мне же нужно посмотреть, как там Грейс, – заторопилась она.
– Я хочу поговорить с тобой.
– Поговорить? – Усилием воли Клэр подавила панику. – О чем же?
– Просто я хотел узнать твои планы на будущее, только и всего, – – невозмутимо продолжил он. – Ты вернешься в Италию в ближайшее время? Грейс была бы очень этому рада.
– Я не считаю это возможным, – ответила Клэр. Она едва держалась, боясь в любую минуту впасть в истерику. Прямо перед ним. Клэр подтянула колени к голове и наклонила голову, так что шелковый занавес ее волос закрыл лицо. – В последние два месяца, пока я нянчила близнецов, я думала и... пришла к решению. Мне надо осуществить его до того, как сомнения снова возьмут надо мной верх.
Он спустил ноги с шезлонга, но она не взглянула в его сторону, даже когда он заговорил:
– Могу ли я узнать, что это за решение?
– Я хочу снова работать с детьми, – медленно ответила Клэр. – Тот случай – авария, – о котором я тебе рассказывала, очень на меня подействовал, хоть я была и не виновата. Джеф меня бросил... другой водитель погиб, а ведь ему было всего восемнадцать лет. У меня в машине были дети, которых я тогда нянчила... В общем, я утратила мужество... на какое-то время. Боялась брать на себя ответственность.
– А дети?..
– О нет, дети не сильно пострадали, у них были всего лишь порезы, синяки, легкое сотрясение мозга. Их отпустили домой из больницы уже на следующий день. Но ведь все могло быть иначе – эта мысль меня постоянно преследовала... Меня же какое-то время держали в больнице. У меня были повреждения в брюшной полости, переломы. Впрочем, шрамы у меня на животе – мелочь по сравнению с теми, что остались в душе. – В ее голосе зазвучали слезы.
– Клэр...
– Я люблю детей, люблю работать с ними, и я решила: не позволю прошлому преследовать меня, – заговорила она торопливо – чтобы он не перебил ее. Она не хотела слышать слов сочувствия.
– Ты мужественный человек, – все-таки сказал он. Была нотка в его голосе, заставившая Клэр повернуть голову. Лицо его стало белым как мел. – Очень мужественный.
– Да нет, не совсем, – сказала она грустно. – Не всегда. Вот, например, что касается тебя... – Сознание того, что она, может быть, больше никогда его не увидит, вдруг пронзило ее, и на лице ее, вероятно, отразился ужас. Пересев на ее шезлонг, Романо порывисто протянул к ней руки.
– Худшее позади, Клэр, – взволнованным голосом проговорил он, потом привлек ее к себе и обнял. – Но почему бы не повременить с отъездом, не помочь, ухаживать за близнецами – здесь? Грейс будет только рада...
– Нет, не могу...
Он внезапно впился губами в ее рот. Поцелуй этот был весь отчаяние и страсть.
Долгие минуты они прижимались друг к другу: два тела, темное и светлое...
– Останься, ты же хочешь остаться, – пробормотал он наконец. Приподняв ее голову, он вглядывался в лицо Клэр сверкающими глазами. – Мне стоит только прикоснуться к тебе, и нас охватывает пламя. Ты же видишь...
– Да, вижу, – беспомощно согласилась Клэр.
– Тогда останься. Поживи еще в Италии.
– Нет, не могу. – Всем своим существом она жаждала пойти навстречу его желаниям, растаять в его объятиях, взять то, что он готов был дать. – Я не могу.
– Ты ведешь бесполезную борьбу. Ты не выиграешь, Клэр, – хрипло пробормотал он. —
Нам было бы хорошо вместе, уверяю тебя. Не может быть, чтобы другие твои приятели, тот же Джеф, пробуждали в тебе такие же желания. Когда ты мне отдашься, мы испытаем бесконечное блаженство, словно ты у меня первая и я у тебя первый. Ведь ты это знаешь, чувствуешь...
– Не надо, Романо...
Он прервал ее поцелуем, рот и руки его распалили ее так, что она застонала.
– Ну вот, видишь? – Он приподнял голову, чтобы заглянуть ей в глаза. – Видишь, от чего мы оба отказываемся? А останься мы одни... на всю долгую ночь... Я жажду ласкать тебя, целовать, пробовать на вкус каждую крохотку твоего тела. Мы отправимся в мир, где нет ничего, кроме немыслимых ощущений и радости.
Он хочет меня, хочет, лихорадочно думала Клэр, и это совсем не жалость с его стороны. Джефа отталкивали шрамы на моем теле, Романо – нет... Но...
– Но ты меня не любишь, Романо. – Она отстранилась, чтобы видеть его смуглое лицо. – Ты бросишь меня в один прекрасный день.
– Что такое любовь, Клэр? Иллюзия. Любовь живет в сердцах лишь немногих избранных. У нас будет нечто более существенное, реальное: слияние наших тел...
– Любовь – не иллюзия, Романо. – Еще за секунду до того, как заговорила, Клэр знала, что это конец. Но ей было невмоготу: она была готова согласиться с ним. А потом... Она, потерянная, лишенная воли, будет выброшена из его сердца. Она будет нужна ему лишь для сексуального насыщения. Надо покончить с этим, прямо сейчас, решила она, а поэтому следует говорить правду. – Я знаю, о чем говорю, потому что я люблю тебя, Романо, – произнесла Клэр одеревеневшим голосом. Никогда бы не смогла она представить себе такого: признаться ему в любви ради того, чтобы расстаться.
Он застыл. Минута проходила за минутой. Потом он медленно покачал головой, не отрывая от нее взгляда.
– Нет, не любишь. Ты принимаешь физическое влечение за любовь. Ту любовь, которую живописуют в романах, показывают в кино. Да они морочат голову людям в собственных интересах! Для большинства любовь – сказка.
– Если бы так, Романо. – Клэр отодвинулась от него, потом встала с шезлонга и стоя смотрела на него, а сердце ее разрывалось на части. – Если бы так. Не спрашивай, как я поняла, что люблю тебя и что буду любить всегда. У меня нет ответа, просто это живет вот здесь, глубоко внутри. – Она прижала руки к груди. – И любить тебя так же естественно для меня, как дышать.
– Ты и Джефа, думала, любишь. – Романо тоже встал, голос его был холодным и жестким. – Даже собиралась выйти замуж за него.
– Я же тебе объясняла: он притворялся, что любит меня. Но ты был честным со мной, убийственно честным. И дал мне понять: у нас не будет взаимности. А мои чувства не позволят мне остаться в Италии, Прости, Романо, но это так.
