У нее было две недели огромного, безоблачного и безбашенного счастья, а потом Марк уперся и сказал, что ему надоело трахаться на пляже и в машине, он хочет отвезти ее к себе. Что она врала дяде Фреду – отдельная песня, но в тот вечер Марк посадил ее в машину и привез на одинокую, слегка запущенную и очень романтичную виллу, стоявшую далеко на зеленых холмах. Билли Рей, прижимая к груди пакет с еще теплыми, собственноручно испеченными шоколадными печеньями, с восторгом рассматривала облупившиеся колонны старинного дома в колониальном стиле и представляла, как они заживут с Марком в этом родовом гнезде.
В доме было пусто и пахло сыростью. Марк нервно закурил, и Билли не узнала запах табака. Что-то сладковатое и… неприятное. Издали доносилась музыка, очень странная и тоскливая музыка, а печальный мужской голос пел стихи Марка, которые он читал ей все эти две недели. «Детка, ты можешь зажечь во мне огонь…»
Марк провел ее темными коридорами, и Билли с неожиданной тревогой заметила валявшийся по углам мусор и всякую дрянь, покрывавшую некогда паркетный пол. Потом Прекрасный Принц толкнул обшарпанную дверь и слегка подтолкнул оробевшую Билли Рей в спину.
– Позволь познакомить тебя, киска. Это мой близкий друг, Джереми. ОЧЕНЬ близкий друг, и я надеюсь, вы тоже подружитесь.
Дальнейшее она до сих пор помнила, как страшный сон. С продавленной софы, застеленной грязным тряпьем, поднялся высокий тощий парень с подкрашенными глазами, капризным ртом и сальными кудрями, разметавшимися по узким плечам. Впалую грудь парня покрывала какая-то подозрительная сыпь, а из одежды на нем были только многочисленные бусы на кожаных ремешках. В костлявых пальцах была зажата самокрутка, издававшая тот же сладковатый запах. Джереми шагнул к Билли, она невольно попятилась, но парень не обратил на нее никакого внимания. Он подошел к Марку, приподнялся на цыпочки и отвесил Принцу увесистую пощечину, а потом разразился визгливой бранью:
– Зачем ты привел сюда эту шлюху? Я не хочу никаких баб. Она наведет на нас копов, а я устал, ты понимаешь это?
– Джер, я… мы могли бы втроем…
– Ну хорошо, хорошо, изверг, если тебя это заводит, то давай трахни ее, я подожду. Господи, как я устал от всего этого…
Ужасный парень вдруг разрыдался, картинно закрывая лицо руками, а Марк, ее волшебный Марк кинулся к нему и стал… целовать парня прямо в губы, причитая над ним абсолютно по-бабьи:
– Милый, ну не надо, не плачь, умоляю тебя! Золотко, я сделаю все, как ты хочешь, только не сердись, прошу. Она нормальная телка, она не станет нам мешать и никаких копов она не приведет, верно ведь, Билли Рей?
И когда он обернулся к ней – ее Прекрасный Голубой Принц – морок спал, и Билли бурно вырвало прямо на пол. Пакет с шоколадным печеньем с треском упал на пол, коричневые колечки, пахнущие домом и теплом, раскатились по заплеванным половицам. Билли Рей повернулась и кинулась бежать.
Она шла по шоссе всю ночь, рыдая и то и дело останавливаясь из-за приступов рвоты. Она добралась до пригорода Майами на рассвете и пошла в госпиталь при католическом монастыре. У нее взяли все анализы, велели обязательно обратиться в полицию и обещали перезвонить через три дня. После этого Билли Рей вернулась домой, но предварительно целый час плавала в океане, пытаясь смыть с себя невыносимый и ненавистный запах сладковатого дыма, вонючей комнаты и собственной блевотины. Потом она утопила в океане всю верхнюю одежду и пришла домой, как обычно и приходила по утрам, только в мокром купальнике. Дядя Фред пробурчал что-то неодобрительное, а Джина с ними тогда уже не жила.
Те три дня были самыми страшными в ее жизни. На третий день она убедилась в том, что Бог дураков любит и никакой серьезной заразы она от Марка не подцепила – так, по мелочи. Ей прописали курс антибиотиков на месяц и еще раз настоятельно посоветовали обратиться в полицию. Вероятно, ее ждали бы крупные неприятности, сделай она это, но Боженька снова смилостивился, и она, придя домой совершенно без сил, разревелась и все, абсолютно все рассказала дяде Фреду.
Он даже ни разу не выматерился, старый пират. Молча выслушал ее, кивнул. Потом подошел к ней, поднял жестким, как шлифовальный камень, пальцем ее подбородок и заглянул ей в глаза своими, такими же угольно-черными глазищами.
– Коза, скажи честно, ты сейчас в порядке?
– Д-да…
– Ты переживешь без меня пару дней?
– Д-да, но…
– Заткнись. Я скажу Джине, она переночует с тобой. К копам не ходи и ничего никому не рассказывай. Сколько от города, миль десять?
– Дядя Фред, ты только…
– Умолкни, плесень! Сиди сопи в две дырочки и лелей свои раны. Деньги в шкафчике, ты знаешь. Если чего – в банке спросишь мистера Фергюссона, это наш поверенный. Все, я ушел.
Кряжистый, широкоплечий, странно опасный, дядя Фред молча сдернул с вешалки кожаную куртку, завязал на голове черную бандану, сел на свой «харлей» и уехал.
Поздним вечером на пляже опухшая от слез Билли услышала разговоры о том, что у байкеров, видимо, опять какой-то слет в Уэст-Палм-Бич, потому что целая орда на удивление пожилых хулиганов на мотоциклах унеслась из города в сторону холмов.
Ночью на холмах видно было алое зарево.
Утром, когда она выползла на солнышко, дядя Фред сидел на крылечке и мирно пил пиво. В открытом гараже виднелись запчасти разобранного до последнего винтика «харлея». Дядюшка смерил Билли суровым, но вполне мирным взглядом и погрозил пальцем.
– От триппера еще никто не умер. Не пей пиво, мартини и текилу. И не связывайся со всякими… засранцами.
Совсем потом, уже через неделю, заходил полицейский, долго расспрашивал дядю Фреда о чем-то, а на пляже шептались, что на холмах по неизвестной причине сгорел тайный притон наркоманов.
Билли была уже достаточно взрослой, чтобы сложить два и два. Большинство друзей-байкеров дяди Фреда начинали, как и он сам, дальнобойщиками, а объединяли их неукротимый дух анархии, крепкое армейское братство и стойкое отвращение к полиции.
Именно с тех пор она и разучилась печь шоколадное печенье. Напрочь.
Билли тряхнула головой, скривилась, словно воспоминания были горькими на вкус. Наверное, будь она помоложе, стресс оказался бы сильнее, хотя и этого хватило. Вот и теперь, с Роем Биллерсом, высоким и статным зеленоглазым красавцем, она чувствует себя не до конца уверенной, все еще не доверяет ему, а самое плохое – она заранее настроена на поражение. На разлуку.
Она точно знает, как это будет. Они пробудут вместе совсем недолго. Как только исчезнет ощущение новизны, он ее бросит. А вернее она его бросит. Потому что они разные, они из разных миров, и еще потому, что она прирожденная одиночка, это уже ясно.
