Джо успокаивающе положила ей руку на плечо.
— Это просто нервы, Маргарет. Вы же сами говорили. Если я проторчу здесь еще минуту, я просто не выдержу. Не беспокойтесь. Вы прекрасно все устроили, и все будет в порядке. Если я вам понадоблюсь, разыщите меня чуть позже. Я буду у себя в студии.
Она развернулась и направилась прочь — куда глаза глядят, лишь бы подальше от всей этой толпы — и, если можно, от собственных мыслей.
— Нет! Подождите! — испуганно вскрикнула Маргарет. — Ваше платье! — Она подбежала к Джо. — Вы не можете идти на прогулку в своем подвенечном платье! Оно же порвется, испачкается! Переоденьтесь хотя бы.
Джо сорвала с головы фату и небрежно сунула ее в руки Маргарет. Потом взглянула на опасливо приблизившуюся к ней ассистентку Антона.
— Извините, вы не могли бы отцепить этот шлейф? Не беспокойтесь, Маргарет. Испачкается — почистим.
Не обращая внимания на возмущенные протесты Маргарет, она дождалась, пока отцепят шлейф, и удалилась, не слушая возгласов, доносившихся ей вслед. Она не знала, куда идет; ей просто нужно было остаться одной, там, где не будет любопытных глаз, там, где можно будет отвлечься от мыслей, что крутятся у нее в голове. Верхняя юбка ее платья была сшита из воздушно-легкого шелка. Когда она шла, шелк развевался над нижними юбками из кисеи и тафты. Подол платья волочился по земле. Она шла через сад, где цвели тюльпаны, нарциссы и гиацинты, сад, наполненный благоуханием и яркими красками. Там, где были дорожки, она шла по дорожкам; там, где их не было, она шла напролом. Ей было все равно. Потому что, несмотря на все ее усилия, уйти от своих мыслей ей так и не удалось.
А ведь раньше все было так просто! Джо выросла в счастливой уверенности, что ее любят просто потому, что она — это она, и что ее семья может защитить ее от всех жизненных невзгод. Она не ощущала необычности положения их семьи. Для нее это было нормально.
Но уже в юности Джо поняла, что ей во многих отношениях живется проще, чем большинству людей. Зато в других отношениях ей было куда сложнее. Дамароны были семьей проклятой и благословенной, и временами казалось, что скорее проклятой, чем благословенной. Вся жизнь ее близких была на виду. Они не могли скрыть от мира ни своих трагедий, ни своих триумфов. Все их беды и радости тотчас становились известны публике. А уж если кто-то из них совершал проступок, последствия были просто грандиозными.
И вот Кайли сделала нечто действительно плохое. О том, что Кайли все сойдет с рук, не могло быть и речи. Джо просто хотела быть уверенной, что Кайли это выдержит, и чтобы цена, которую она заплатит за свою ошибку, не была чрезмерной.
Джо всеми доступными ей способами старалась защитить Кайли — это была первая, инстинктивная реакция. Но на самом деле надо было подумать, как сделать так, чтобы защитить Кайли и чтобы при этом не пострадала справедливость.
Она свернула и пошла через луг, пестревший дикими фиалками и голубыми незабудками. Кое-где трава и полевые цветы были высотой по колено.
Теперь Джо знала, куда она идет. Она шла в то место, куда часто уходила после того, как погибли ее родители: на прогалину, где прозрачный ручеек бежал между камней, выглаживая их до блеска. По берегам ручья росли могучие деревья, их ветви низко склонялись к земле, давая тень, и по временам к ручью приходили на водопой дикие олени.
Через некоторое время Джо прошла через просвет в естественной живой изгороди, образованной темно-красными азалиями и кустами цветущего кизила, и опустилась на землю среди папоротников и диких лилий.
Немного позже туда явился Кейл. Джо по-прежнему сидела в задумчивости, сложив руки на коленях и глядя на журчащий ручей.
Ее юбка раскинулась по траве светящимся кругом белого шелка. Сзади у платья был низкий вырез, на пару дюймов выше пояса, и в вырезе видна была стройная спина и нежная кожа, блестящая, как атлас. Она собрала волосы сложным узлом, который выглядел слишком тяжелым для ее тонкой шеи. «Неудивительно, что фотограф никак не мог снять ее», — подумал Кейл. Здесь, в этой дикой прогалине, она была похожа на редкий, изысканный цветок.
— Если Антон хотел снять вас в задумчивом виде, ему следовало бы отправиться с вами сюда, — сказал Кейл.
Джо подняла глаза.
— Вы что, смотрели, как меня фотографировали?
Она, казалось, вовсе не удивилась, увидев его. Даже наоборот, как-то расслабилась.
— Ну да, некоторое время. Этого хватило, чтобы понять, что вам это занятие не по душе.
Он отодвинул пышные белые юбки и сел на землю рядом с Джо.
Она не стала возражать. Она вообще не смотрела на него.
— Я не люблю фотографироваться. Никогда не любила.
— Почему это?
Джоанна пожала плечами.
— Не знаю. Может быть, верю в то, что камера похищает частицу твоей души… — Она посмотрела на свои руки. — Фотографии иногда лгут.
В ней была усталость и какая-то надломленность, которой Кейл прежде не замечал.
— Да, я понимаю, что вы имеете в виду. Антон хотел, чтобы вы изобразили счастливую невесту. А по-моему, вы ничуть не похожи на счастливую невесту.
Несколько мгновений Джо молчала.
— А что вы здесь делаете, Кейл?
— Мое дело — защищать вас. Мне надо было знать, где вы. — Он сделал паузу. — А вы что здесь делаете?
Джоанна огляделась.
— Эта прогалина — одно из моих любимых мест. Здесь так тихо, спокойно… Я нашла ее вскоре после того, как мы с Кайли переехали к Абигейл — тогда, когда погибли наши родители. Мне всегда казалось, что здесь со мной ничего не случится.
— А вы боялись, что что-то может случиться?
Она пожала плечами.
— После той катастрофы я не знала, чего бояться. Временами я пугалась собственной тени. Что-то, мне неподвластное — а может быть, не что-то, а кто-то, — отняло у меня родителей, убило их…
— Да, это понятно.
— В самом деле?
Глаза у нее были бездонные. Она забыла об осторожности, и сейчас Кейл видел ее насквозь. Он проник в глубину ее души, видел ее чистоту и честность, ее страх.
— Ну да, — осторожно начал он, боясь испортить эту минуту. — Лишиться родителей так внезапно всегда тяжело, тем более для ребенка.
Он ласково улыбнулся ей.
— Мои родители живы, но я всегда чувствовал ответственность за тех, кто рядом, особенно за тех, кого я люблю: мою семью, моих друзей…
Она внимательно всматривалась в его лицо, ища ответа неизвестно на какой вопрос.
— А вы не можете преодолеть это чувство? Чувство, что вам нужно защищать тех, кто слабее?
— Никогда не пробовал! — рассмеялся Кейл. — Боюсь, на этот счет я безнадежен. Просто не могу не влезать в чужие дела.
