– И вот ты согласилась прогуляться со мной, – продолжал он, – потом позволила завлечь тебя в номер. Ты хотела меня, И вечером, и ночью, и утром. Потом согласилась стать моей женой. И вот теперь ты моя жена.
Все происходило именно так. Отрицать невозможно. Эмили смотрела на него, ошеломленная страстью, которой он был охвачен, как оказалось, со вчерашнего дня. Когда в самом деле ему было исчислять разницу между прошлой и будущей невестами в денежном отношении? Нет, все, что он делал со вчерашнего дня, он делал, как видно, единственно из желания обладать ею, потому что… потому что она была ему нужна.
– Моя жена, – повторил он, и голос его странно дрогнул, будто он и сам не верил сказанному. – Ты стала моей женой, и не все ли теперь равно, каким образом я этого добился? Главное, что я завоевал тебя, счастье мое!
Он поцеловал ее, и его желание тотчас передалось ей. Эмили успела еще спросить себя, неужели она в такой власти у этого человека, что одно его прикосновение или поцелуй напрочь лишают ее собственной воли. Но думать больше она не могла. Хотелось отдаться природе, и она отдалась ей. Да, той самой первобытной природе, которая до сих пор просыпается в людях, когда речь идет о подлинной страсти.
А Хэмфри, издав какой-то почти животный, первобытный стон, начал раздевать ее, сначала сняв платье, а потом и белье. При этом он то и дело заглядывал ей в лицо, действуя чуть ли не на ощупь, и приговаривал:
– Я все сделаю правильно. Все будет хорошо.
Бессмысленные в общем-то слова, ибо оба они уже сгорали в огне желания и ни один из них не поверил бы, что все может быть плохо. Чем больше страсти, тем ближе цель. И, значит, короче мысли.
– Ты так прекрасна, любовь моя, ты так прекрасна, – почти по-библейски причитал он, любуясь ее обнаженным телом. – Знаешь ли ты, как сладостно мне любоваться тобой? Ты меня слышишь?
– Да, Хэм, слышу. И я тоже хочу полюбоваться тобой.
С этими словами она принялась раздевать его, будто бы случайными прикосновениями задевая наиболее чувствительные его места. Он крепился, сохраняя силу для первого после заключения брака любовного акта… Пытался отвлечь себя, думая: вот как, чисто по-американски, эта австралийская девочка назвала его: Хэм. Но в следующее же мгновение, изнемогая от ее летучих ласк, он застонал, подхватил ее на руки и понес в сторону лестницы, дабы скорее доставить в спальню и положить на кровать.
Когда они оказались в спальне, наступило невероятное счастье примирения и единения. У Эмили даже возникло ощущение, что тела их мудрее сознания. Тела примиряли их, уничтожая все разногласия…
– Эмми… – только и мог простонать он, овладевая ею.
Эмили закрыла глаза и, еще до того, как отдаться стихии жаждущей плоти, успела подумать: да, он все делает правильно.
Потом, после бурной и мощной бури страсти, они оба отдались медленной океанской волне успокоения, лежа рядом и держась за руки, чтобы их не мог разлучить даже сам океан.
Через какое-то время Хэмфри привлек ее к себе, лаская и нежа легкими прикосновениями, а она вдруг до конца осознала, что это ее муж. Это мой муж, все еще удивленно думала она, и волна радости захлестывала ее, так что прерывалось дыхание…
– Так не бывает, – выдохнула она, растворяясь в потоке взаимной нежности. – Так не бывает…
Прошло много времени, пока они обрели способность просто разговаривать друг с другом. Первым заговорил Хэмфри:
– Думаю, что нам стоит сохранить твой свадебный венок. В будущем для наших детей он может оказаться бесценной реликвией. Куда ты его зашвырнула?
– Зашвырнула куда-то… Надеюсь, дальше этого номера он не улетел.
– По справедливости венчаться нужно обнаженными, как Адам и Ева, – с усмешкой проговорил Хэмфри. – Разве придумаешь лучший наряд для такой красивой невесты?
Голос его прозвучал расслабленно, умиротворенно, будто он напоследок решил побаловаться еще и словами, раз других сил не осталось. Эмили улыбнулась. Ей было так хорошо, так покойно с этим человеком, который сейчас, погрузив пальцы в копну ее волос, выуживал оттуда шпильки. Она, должно быть, выглядела как настоящая язычница, и это навело ее на мысль, что в древние времена все, вероятно, решала плоть. Выбор делался не разумом, а инстинктивно. Это было условием выживания.
В те времена она, конечно, из множества мужчин выбрала бы его, Хэмфри. Но разве и теперь не произошло то же самое? Продавщица в салоне новобрачных была права. Ей и вправду здорово повезло, выпал счастливый билет.
Впрочем, если бы Айрин Мэрдок не заломила слишком высокую цену за себя и будущего ребенка, Эмили, возможно, и не достался бы такой крупный выигрыш. Будущий ребенок… Какой циничной, холодной и расчетливой надо быть, чтобы сказать будущему супругу: плати, тогда рожу, иначе ничего не получишь.
Да уж, если тут кто и был расчетливым скрягой, то, конечно, не Хэмфри, а сама Айрин.
– Хэмфри…
– Что? – спросил он, продолжая вытаскивать из ее волос последние шпильки.
– А ты бы женился на Айрин, если бы не встретил меня?
Он глубоко вздохнул и уверенно проговорил:
– Я не мог, Эмми, не встретить тебя. Это судьба.
– Хэм, я рада этому. Действительно рада. Но все же хотелось бы знать… Допустим, я не приехала бы в Лас-Вегас… Ты бы женился на ней?
Он слегка нахмурился.
– Не исключено. Если бы удалось уладить наши разногласия по поводу ребенка.
Его ребенок. Эмили поверила, что ребенок для него самое главное. Хэмфри вырос без матери, в доме отца, чьи жены приходили и уходили, уводя своих детей, его сестер и братьев, и ему, естественно, не хотелось повторять горький отцовский опыт. Она понимала, почему он хотел такую жену, которая желала бы стать матерью его ребенка просто потому, что материнство для нее важно само по себе, а не как средство увеличения капитала.
Лицо его смягчилось, он приподнялся на локте и медленно, едва прикасаясь, обвел пальцем контуры ее лица.
– Я знаю, Эмми, ты никогда не предложила бы мне выкуп за ребенка. Потому что ты настоящая женщина и как всякая настоящая женщина хочешь его родить для себя, для нас… У нас будет красивый ребенок. Красивый и эмоционально защищенный, – с улыбкой вспомнил он ее туманное определение любви.
– За деньги, Хэм, этого не купишь.
– Знаю. И тоже, как и ты, хочу обеспечить нашему ребенку эмоциональную защищенность. Скажи, Эмми, ты еще не надумала выбросить свои противозачаточные пилюли?
Время принимать решение. Целый день сегодня ей пришлось принимать решения.
Но это решение далось ей легче всех остальных.
– Хочу, – твердо ответила она. – А иначе для чего мы поженились? Разве не для того, чтобы стать родителями.
