— Нет. — Теперь, когда Лука не касался ее, Эми стало легче сопротивляться. — В то утро, когда заболел Пьетро, я собиралась сказать тебе, что готова уехать. — Голос ее был еле слышен и дрожал, и она ненавидела себя за это.
— Зато я не готов отпустить тебя. И, возможно, никогда не буду готов. — В его взгляде был вызов, вся нежность куда-то исчезла.
— Это твоя проблема, не моя. — Подобное самомнение подействовало на Эми как холодный душ, затушив огонь желания. С Лукой Джерми, властным сувереном, она еще могла бороться, но тот другой Лука будил в ней тысячи волшебных воспоминаний…
— Поосторожнее, малыш! — Он не шевельнул ни одним мускулом, но внезапно по ее спине пробежал холодок. — Пока что я позволяю тебе говорить.
— А если мне все равно, позволяешь ты или нет? Это тебе не приходило в голову? — решительно возразила она. — Я начала новую жизнь и теперь вполне самостоятельная женщина.
— Ты становишься смешной, — грозно прорычал он. — Это просто абсурд! Что, черт возьми, взбрело тебе в голову?
— Лука… — Факты говорили сами за себя, и именно факты были ее опорой — не эмоции, не ее слабость и уж никак не любовь к нему.
Лука завел роман с девушкой, которая никогда не скрывала, что готова к этому. Он использовал и Франческу и ее саму. Он позволил ей уйти из своей жизни, а когда понадобилось заполнить пустоту, образовавшуюся в жизни Пьетро, позвал обратно, как собачонку. Таковы были факты. Именно таковы. — Я уеду, как только Пьетро станет лучше, — выговорила Эми, с трудом шевеля онемевшими губами, — и больше не вернусь. Если угодно, Пьетро может приезжать ко мне на время каникул…
— Как великодушно с твоей стороны!
— Тем не менее я уеду.
Эми смотрела на него, ожидая взрыва гнева или какой-либо другой реакции, но глаза Луки были холодны как лед, и, в конце концов не выдержав, она опустила голову и медленно, на непослушных ногах пошла вниз по лестнице.
Все кончено. Она может остаться еще на неделю или даже на две, но все кончено. Эми прочла это в его глазах. Она добилась того, чего хотела, почему же тогда чувствует себя так, словно наступил конец света?
* * *
Следующие несколько дней показались Эми изощренной пыткой. Все шло не так уж плохо, пока Пьетро оставался в постели, хотя каждый раз при стуке в дверь спальни мальчика она вздрагивала, опасаясь, что он извещает о прибытии Луки. Но через два дня, когда Пьетро оправился настолько, что большую часть времени мог проводить в своей гостиной с Джаспером, она поняла, что Лука просто-напросто избегает ее, и это больно задело молодую женщину.
Глупо, нелогично, неразумно — как только не определяла Эми свою реакцию, но несмотря на уговоры, чувствовала себя несчастной. Каждый день ей приходилось прилагать массу усилий, чтобы выглядеть веселой и приветливой.
Пенициллин быстро сделал свое дело, и, когда спустя неделю после начала болезни Анджела собралась навестить Пьетро, мальчик был почти здоров, что почему-то очень не понравилось его сестре.
— Пьетро? Что это такое?! — Стоя в дверях, она неодобрительно сузила глаза и с осуждением смотрела на большой замок из деталей конструктора, который Пьетро и Эми строили полдня. — Ты ведь болен. Сейчас не время для развлечений. Почему ты не в постели?
— Я уже выздоровел, — возмущенно возразил Пьетро, и лицо его приняло упрямое выражение, появлявшееся всякий раз, когда он разговаривал с сестрой.
— Чепуха! — И Анджела издала один из сокрушенных вздохов, на которые была большая мастерица. — Ты еще ребенок и не знаешь, что для тебя лучше. Почему вы позволили ему так быстро встать с постели? — добавила она без паузы, обращаясь уже к Эми. Глаза ее сузились еще больше. — Вас что, не волнует то, что мальчик слаб и болезнь может возобновиться?
— Конечно, волнует, но Пьетро прекрасно себя чувствует, — спокойно сказала Эми, убеждая себя не отвечать на колкости.
Вне всякого сомнения, Анджела искала ссоры, а Пьетро присутствовать при этом было совсем ни к чему. Во время болезни мальчику очень не хватало матери, и Эми делала все возможное, чтобы развлечь его. Джаспер, всегда готовый устроить представление, тоже внес свою лепту, и их старания увенчались успехом.
— А вы думаете, что достаточно компетентны, чтобы судить о здоровье ребенка?
Это был удар ниже пояса, и какое-то мгновение Эми не могла поверить в то, что Анджела действительно произнесла столь намеренно жестокие слова, но злобное выражение ее лица рассеяло все сомнения. Тем не менее Эми взяла себя в руки и произнесла с расстановкой:
— Да, думаю. Как почти любая женщина.
— Какая чушь! — Одетая в обтягивающие синие джинсы и белую шелковую блузку, Анджела прошла в комнату. Ее черные волосы были заплетены в косу, что подчеркивало прекрасную форму высоких скул. Она была красива, уверена в себе и жестока, очень жестока, и походила на кошку, играющую с пойманной птицей. — Мне кажется, у вас нет медицинского опыта? — вкрадчиво спросила она.
— Вряд ли нужно иметь медицинский опыт, чтобы справиться со скарлатиной, — отрезала Эми, — иначе все матери в мире оказались бы в большом затруднении.
— Но вы не мать Пьетро! — с неприкрытой злобой бросила Анджела. — Вы даже не итальянка! Вы для него никто!
— Нет, неправда! — заступился за Эми красный от возмущения Пьетро, вскакивая на ноги со сжатыми кулаками. — Неправда, она любит меня! — гневно воскликнул он.
— Возьми себя в руки, — процедила сквозь зубы Анджела, и в этот момент никто не назвал бы ее красивой.
— Не смей говорить гадости об Эми! Я этого не позволю, слышишь? Она… она…
— Да? Кто же она такая, твоя прекрасная Эми? — спросила итальянка с издевкой. Было ясно, что она с большим удовольствием применила бы физическую силу, чтобы подчинить брата, но не решалась заходить так далеко.
— Она моя вторая мать. — Пьетро произнес эти слова с видом человека, только что понявшего что-то важное. — И я люблю ее, — добавил он для пущего впечатления, увидев, как вспыхнуло лицо Анджелы.
Последовал поток итальянских слов, которые Эми не смогла бы понять, даже если бы сказанное Пьетро не ввергало ее в состояние глубокой тревоги. Она знала, что мальчик любит ее, как и она его, но сила этого чувства оказалась большей, чем она могла бы предположить.
— Что тут творится? — Фраза произвела эффект пистолетного выстрела: сердитый голос Луки заставил Пьетро и Анджелу замолчать. — Ну? Кто мне объяснит?
— Это все Пьетро, он такой гадкий, совершено не слушается, — почти мгновенно нашлась Анджела, и ее красивое лицо выразило такую обиду, что, если бы Эми не знала, в чем дело, смогло бы убедить даже ее. — Он сказал, что Эми для него как мать, а я ничего не значу!
