К нему домой, — решила она. Но когда они направились по Квинс Мидтаун Туннел, она поняла, что они едут совсем в другое место.
Эдвард сказал, что ехать далеко. Оливия вздохнула. Если ехать в эту сторону, значит, они направляются в один из шикарных курортных городков, которых видимо-невидимо на побережье у Лонг-Айленда. Ист-Хэмптон, Саутхэмптон, Эйме-енсет — красивые места, часто изображаемые на открытках, куда съезжаются богачи, чтобы пожить в виллах с башенками, построенных в псевдоготическом стиле.
Оливия снова вздохнула. У Эдварда наверняка есть летний дом, коттедж с несколькими комнатами. Однако на самом деле дом оказался совсем другим. Это прелестное и комфортабельное жилище в колониальном стиле словно затерялось в роще вековых сосен. Казалось, что оно простояло тут века.
Эдвард остановил машину и выключил мотор.
— Вот мы и приехали, — весело сказал он. Взглянув на нее, он усмехнулся. — Предупреждаю, ваше профессиональное самолюбие может быть задето, когда вы увидите интерьер. Вся мебель — это в основном подержанная рухлядь.
Оливия улыбнулась в ответ.
— Почему вы считаете, что я приму за рухлядь то, что другие называют антиквариатом?
Эдвард пожал плечами.
— Я часто подумываю, что надо бы сменить обстановку, но эта мебель довольно удобная и…
Что-то черное и большое подлетело к автомобилю. Оливия вскрикнула, когда в окне замаячила огромная зубастая морда.
— Боже, — пролепетала она, — что это такое?
Страшное существо оказалось собакой, громадным черным чудовищем, которое царапало когтями дверцы автомобиля, словно пытаясь добраться до них.
Лицо Эдварда просияло.
— Гектор, — сказал он и открыл дверцу, чтобы выйти.
Собака попыталась положить свои огромные лапы ему на плечи. Растерянно улыбаясь, Оливия смотрела, как Эдвард присел, чтобы огромный пес свободнее мог излить свои чувства к нему. Она отстегнула ремень и вышла из машины.
Эдвард взглянул на нее, смущенно усмехаясь.
— Гектор живет подальше, если ехать вверх по дороге, — объяснял он, пока пес прыгал от радости. — Я знаю его еще с тех пор, как он был щенком.
— Он всегда так восторженно вас встречает?
Эдвард засмеялся и встал, продолжая гладить большую квадратную морду.
— Каждый раз. Он это делает от души, разве не так?
— Да, — тихо ответила она, — это так. По правде говоря, я решила, что он ваш.
— Хотелось бы. Но я не представляю, что делать с таким псом в городе. Может, позже, если я останусь тут навсегда…
Гектор, виляя хвостом, подошел к Оливии.
— Не бойтесь, — успокоил Эдвард. — Он как большой котенок.
Она рассмеялась. Пес терся головой о ее ногу.
— Вижу, — сказала она.
Наклонившись, Оливия погладила его, но было видно, что он подошел к ней просто из вежливости, а настоящим хозяином считал человека, который стоял рядом с ней.
Эдвард любовно хлопнул его по крупу.
— О’кей, мальчик, иди домой. Увидимся перед отъездом.
Он взглядом проводил пса, который неохотно направился к лесу, и протянул руку Оливии.
— Как насчет пятидесятицентовой экскурсии?
Эдвард проводил ее к крыльцу, предупредив, что верхняя ступенька покосилась, и ввел в дом. Как она и думала, этому жилищу было лет триста, и построили его первопоселенцы Нового Света. Что касается «рухляди», то и тут она оказалась права. Внутри сохранилась старинная мебель, сделанная вручную из сосновых, дубовых и кленовых досок, которая очень подходила этому дому и была со вкусом подобрана.
Конечно, именно такая обстановка и должна была быть в жилище Эдварда. Он сам — частичка дома, — подумала Оливия, наблюдая, как он роется в огромном холодильнике. — Он даже чем-то похож на этот дом, — такой же крепкий, сильный и обветренный, бесхитростный и простой.
— Эй?
Оливия вздрогнула. Эдвард с улыбкой смотрел на нее.
— Думаете, как бы повежливее намекнуть, что дом нужно привести в порядок?
Оливия покачала головой.
— Это замечательный дом, — тихо произнесла она.
Его улыбка стала шире.
— Где бы вы хотели устроить пикник? Предлагаю в гостиной. Я разведу огонь в камине, постелим одеяло и включим музыку. — Он улыбнулся, захлопнув дверцу холодильника. — Единственное, чего нам будет не хватать, это песка и муравьев.
Они навалились на сыр с крекерами, вино, хрустящий хлеб и завершили трапезу фруктами и шоколадом. Потом Эдвард разлегся на своей половине одеяла, подпер рукой подбородок и посмотрел на Оливию. Уголки его рта растянулись в улыбке.
— А теперь расскажите мне о себе, — предложил он.
Радость, которая еще несколько мгновений назад наполняла все ее существо, исчезла. Она почти забыла, зачем он привез ее сюда, и вот несколько простых слов вернули ее в мир реальности. Расскажите мне о себе, — сказал он, а имел в виду — расскажите мне о Риа.
— Особенно нечего рассказывать, — ответила Оливия, пожав плечами. — Вы уже знаете, что мы познакомились, когда мне было десять, а ей одиннадцать. Мы почти постоянно были вместе, мы дружили, действительно дружили, пока ее не отправили в пансион.
— А что было до этого?
— Я уже говорила, что не знала ее до…
— А что за девочкой были вы? — спросил он. — Тихоней, уткнувшейся носом в книгу?
Она удивленно посмотрела на него.
— Откуда вы знаете?
— Просто угадал.
— Я любила читать все подряд, — вздохнув, подтвердила она. — Особенно мне нравились сказки. Но Риа…
— И куклы. Держу пари, вы обожали играть с ними.
Ее лицо озарилось улыбкой.
— Да, — подтвердила Оливия. — Обожала. Одну куклу я звала «Бетти». — Она села на колени перед камином и стала смотреть на огонь. — А Риа мало увлекалась куклами.
— Но ведь вы очень дружили, — тихо сказал он.
— Да, мы были неразлучны. — Она запнулась. — То есть вначале. А потом Риа отправилась в пансион…
— А вы — нет?
— Конечно, нет. Так что не могу вам ничего сказать о том, чем занималась Риа, когда…
— Почему?
— Что «почему»? — переспросила она.
— Почему вы тоже не поступили в пансион? Разве вам не хотелось?
Она рассмеялась.
— Ужасно хотелось. Все дети, которых я знала, поступили туда. Но это очень дорого. Тетушка не могла позволить себе такие расходы. Вот почему я не могу вам помочь выяснить что-нибудь о Риа. Наверное, в жизни Риа было много примечательных моментов, но я не…
— Вы чувствовали себя одинокой? Кроме пожилой тетки, вам не на кого было положиться. Что она собой представляла?
— Она была хорошая женщина, — искренне сказала Оливия, — и у нее было доброе сердце. Иначе я бы попала в приют.
