— Хорошо, — неохотно согласилась она. — Я поеду с тобой в город, но у меня нет времени на еду. Ты просто подбросишь меня. А назад я вернусь с Рейчел.
— Как скажете, мисс Роза.
Он насмешливо поклонился и открыл перед Кит дверцу. Она важно, как, по ее понятиям, это делают царственные особы, уселась в машине.
Когда они выехали на главную дорогу, Бун повернулся к ней.
— Ты все еще сердишься? — спросил он. Она посмотрела в окно.
— Я и не сердилась.
— Хорошо, все еще чувствуешь отвращение? — Он взглянул на нее. — Нет? Тогда — разочарование?
— Разочарование? Довольно близко. — (Перестань препираться с ним, предупредила она себя. Ты большего добьешься нежностью.) — Бун… — Она повернулась на сиденье и умоляюще посмотрела на него.
— Ого-го, — хитро проговорил он. — Ты что-то затеваешь?
— Я? — Кит слегка прикоснулась рукой к горлу, стараясь придать искренность своим словам. — Ничего я не затеваю. Я просто хотела поговорить с тобой о… поговорить…
Он засмеялся.
— О продаже, да, Китти? Это вполне безобидное слово из семи букв, его можно произнести и в изысканном обществе.
— Я и нахожусь в изысканном обществе…
— Не надо меня умасливать, — вежливо попросил он. — Что ты хочешь сказать? Давай выкладывай.
Он все больше и больше напоминает прежнего Буна, отметила она с удовольствием, но сейчас не время поддаваться эмоциям.
— Ну, — она медленно водила пальцем по изгибу сиденья машины, — я просто подумала… я имею в виду, что мне пришло на ум, поскольку тебя так долго не было, то, может быть…
Он немного подождал, в надежде, что она наконец-то овладеет собой и произнесет хоть что-то вразумительное.
Но потом все-таки не выдержал и спросил:
— Может быть, что, дорогая?..
Столь ласковое обращение вызвало у нее новый словесный прилив:
— Ну, просто, может быть, ты забыл, как много значит ранчо для твоего деда…
— Я так не думаю, но не смущайся, напомни мне, — предложил он.
Сдерживая волнение, она сказала:
— Я знаю, что не принадлежу к семейству Таггартов, поэтому, возможно, не имею права…
— Извини меня за это.
— За что?
— Мне было стыдно за себя, когда я допустил эту резкость, заявив, что ты не имеешь отношения к Таггартам. Извини, Китти. — Нахмурившись, он уставился на дорогу. — Ты приехала сюда совсем еще ребенком и находишься здесь практически все время. Я не собирался намекать на то, что в данной ситуации у тебя нет прав.
— Прав? — (О чем это он говорит?) — Меня не интересуют права. Меня интересует твой дед. Меня интересует сохранение истории семьи, которую я люблю… и которой завидую.
При последнем слове она резким движением закрыла рукой рот, придя в ужас от сделанного признания. Если бы Бун был джентльменом, он притворился бы, что не заметил этого.
Но он им не был.
— Завидуешь? Чему завидуешь? — Он нахмурился. — Деньгам?
— Нет, не деньгам! Дэниел Бун Таггарт, ты невыносимый человек. — Скрестив руки на груди, Кит откинулась на сиденье и дала выход гневу. — Я и не ожидала, что ты меня поймешь, — бросила она. — У тебя всегда была семья.
— И у тебя была семья. У тебя были тетушка Джун и твоя мать. — Он помолчал. — Правда, я не помню, чтобы ты когда-нибудь говорила о своем отце…
— Хочешь знать, почему? — Ее голос источал сарказм. — Потому, что я даже точно не знала, кто был моим отцом.
— Извини. — В его голосе звучало сочувствие, а не возмущение. — Я не знал.
— А ты никогда и не спрашивал, — резко ответила она. — Это не секрет. Я просто не афишировала это. Сначала мне было стыдно, но потом я поняла, что моя жизнь никого не интересует.
— Это не верно.
Он посмотрел на нее, на его красивом лице читалось сожаление. Сожаление о том, что у него никогда не находилось времени, чтобы узнать ее.
Смущенная, Кит быстро заговорила, уводя его от этой темы.
— Это не имеет значения. — (И это действительно больше не имело значения!) — Томас Т. знал об этом. Он все понял. И я люблю его за это и за многое другое. — Слезы защипали ей глаза, она глубоко вдохнула в себя воздух, чтобы не разреветься, и продолжила более спокойным голосом: — В тот день, когда тетушка Джун забрала меня на автобусной станции в Сан-Антонио и впервые привезла на ранчо «Рокинг Т.»…
— Я помню, — мягко произнес Бун, — ты была такая забавная.
— Со ступеней спустился этот прямой как жердь человек с белыми волосами, очень грозный. С ним было два больших парня.
— Джеси и я.
— Да. Я хотела повернуться и убежать. И, возможно, так бы и сделала, если бы тетушка Джун не остановила меня.
— Да-да, я помню: веснушки, рыжие волосы и огромные глаза. И очень напугана.
— Напугана так, что трудно себе представить. А потом Томас Т. сказал в своей манере растягивать слова: «Добро пожаловать в „Рокинг Т.“!» С тех самых пор я его полюбила. С этого дня все вы, Таггарты, стали для меня семьей, нравится вам это или нет.
— Это нам очень нравится, Китти.
Она села поудобнее и собрала все свое мужество. Может быть, он более внимательно выслушает ее на этот раз.
— Бун, — начала она со всей искренностью, на которую только была способна, — я не пытаюсь причинять вам неприятности. Я только хочу, чтобы Томас Т. был счастлив — и ты, и Джеси с Мег, и Трей с Рейчел, конечно. Но особенно Томас Т.! Он любит ранчо, Бун, очень любит! Весь его род похоронен здесь, на этом маленьком кладбище на холме. И твой тоже. Это вся ваша история. И наступит такой день, когда она окажется важной для тебя. И когда такой день придет, ваша история будет ждать тебя здесь.
Он въехал на место стоянки рядом с общественным центром, заглушил двигатель, повернулся к ней и взял ее руки в свои.
Она прошептала:
— Ты понял?
— Конечно. — Бун кивнул головой.
Она смотрела на него затуманенными от слез глазами.
— И ты не будешь продавать ранчо?
Он выглядел оскорбленным.
— Конечно, нет.
— Слава Богу! — Кит облегченно вздохнула. Может быть, ей удалось совершить чудо? Может быть, то, что она вкладывала в этот разговор всю свою душу, и не было столь безрассудным поступком с ее стороны?
— К-когда ты изменил свое решение?
Бун нахмурился.
— Я не менял своего решения, Китти. У меня никогда не было намерения продавать ранчо против воли старика, я не мог бы этого сделать. Он здесь распоряжается всем. И он сам должен все решить.
Горло Кит как будто сжали тиски.
— Но… но… ты сказал, что понял!
— Да, понял. Но я также понимаю, что мой дед становится старым. Он должен быть со мной, а моя жизнь — это Нью-Йорк.
