Ознакомительная версия.
Прижав к себе Николь, Гриффин уже в сотый раз напомнил себе, что их время на исходе.
— Мам? — послышалось из радионяни.
Николь все еще крепко спала, так что Гриффин осторожно высвободился из ее объятий, встал и пошел к проснувшемуся малышу.
При желтом свете ночника усевшийся посреди огромной кровати с крокодилом в обнимку мальчик казался невероятно крошечным.
— Страшно, Грифф.
— И что страшного? — спросил он, усаживаясь рядом с Конором.
— Не знаю. — Малыш потер кулачками глаза, а потом снова улегся, все так же крепко прижимая к себе крокодила.
— Ничего не бойся. — Гриффин погладил мальчика по светлым волосам. — Ведь я с тобой, все хорошо.
— Хорошо. — От обворожительной улыбки внутри Гриффина что-то дрогнуло. — Хороший папа.
Конор скоро заснул, а окаменевший Гриффин так и остался сидеть неподвижно. Папа? Ну уж нет. К этому он не готов. Слишком велик риск. А ведь Николь с Конором и так для него уже слишком много значат. Нельзя, чтобы ребенок решил, что Гриффин всегда будет рядом, чтобы отгонять его кошмары.
Все окончательно вышло из-под контроля. А значит, нужно срочно что-то менять.
Когда он вернулся к себе в спальню, Николь уже проснулась.
— С Конором все в порядке?
— Да, он спит.
— Я слышала, что он тебе сказал, — тихо заметила Николь, махнув в сторону радионяни.
— Хорошо. Значит, мне не придется тебе ничего объяснять.
— Гриффин…
— Слушай, просто нечестно заставлять Конора через все это проходить.
Гриффин стал одеваться, но, еще раз оглянувшись на Николь, чуть не разделся снова, так сильно ему захотелось вернуться к ней в кровать. Нет, все, шутки кончились, теперь пора поступать так, как велит разум, а не тело.
— Ты прав. — Николь завернулась в простыню. — Нам не следовало заходить так далеко.
В лунном свете у Гриффина никак не получалось разглядеть ее глаза. Ладно, наверное, это и к лучшему, ведь он сам не был уверен, что действительно хочет знать, что она сейчас чувствует. Ведь тогда уйти станет еще сложнее.
— Конор — всего лишь маленький мальчик, которому нужен отец. — Николь пожала плечами. — И ему с тобой хорошо и весело. Неудивительно, что он стал так о тебе думать.
Похоже, ночные откровения малыша произвели на нее гораздо меньшее впечатление, чем на него самого.
— Я не хотел…
— Я знаю. И тебе совсем не обязательно бежать из дому посреди ночи. Тебе не в чем себя винить.
Черт, а ведь Николь права. Он сейчас действительно пытается убежать. И как ни прискорбно это сознавать, этому есть лишь одно объяснение — он запаниковал. Все просто. Ему захотелось убежать как можно быстрее, чтобы не ранить Николь с Конором сильнее, чем он и так успел сделать.
И себя.
Но, еще раз взглянув на Николь, он понял — убежать ему тоже будет не просто.
— Расслабься, Гриффин. — Николь слегка улыбнулась. Я не собираюсь рыдать и молить тебя остаться.
«А почему бы и нет?»
— Мы успели насладиться друг другом, но теперь все закончилось, ведь так?
Гриффин потер грудь, как бы пытаясь унять проснувшуюся там боль. Но легче от этого не стало.
— Ложись спать, — продолжила она. — А завтра мы во всем разберемся.
Когда Николь проснулась, Гриффин уже ушел. На диване, где он досыпал остаток ночи, лежала краткая и не слишком-то любезная записка.
«Я в офисе, вернусь вечером. Если что-нибудь нужно — звони».
— Если что-нибудь нужно? — недоверчиво прошептала Николь, а потом скомкала бумажку и закусила губу. Ей нужно лишь… Ладно не важно. Со всем покончено и не стоит даже мечтать о несбыточном.
Она и так почти всю ночь тихо плакала и ругала себя. Ведь все случилось именно из-за нее. Она сама пришла к мужчине, а потом в него еще и влюбилась. А как только все стало слишком сложно, он сбежал.
Сердце болезненно ныло, а глаза горели от недосыпа и слез. Какая же она все-таки дура. Как она только могла в него влюбиться? Она же с самого начала знала, чем все это закончится. А хуже всего то, что она даже начала надеяться. Надеяться, что, несмотря ни на что, они останутся вместе.
Николь непроизвольно погладила подушку, где еще совсем недавно лежала его голова. А потом стиснула руку в кулак. Ладно, как бы там ни было, сходить по нему с ума она не станет. И плакать тоже больше не станет. Ведь она не может сейчас лелеять свое горе, забыв обо всем на свете. Ей нужно думать о Коноре. Как она могла? Ведь она — взрослая женщина. Одно дело — самой поверить в сказку, а потом столкнуться с жестокой реальностью, уж как-нибудь она это переживет. Но малыш… Ведь он пока так мал, что если любит, так от всего сердца, и уверен, что его должны любить в ответ. Он еще не понимает, что такое предательство, разочарование и что человек, вошедший в твою жизнь, может однажды так же просто из нее исчезнуть.
Хорошо, хоть отец сбежал еще до того, как Конор вообще успел родиться. Нельзя тосковать по человеку, которого ты ни разу в жизни не видел. Вот только с Гриффином все вышло по-другому.
Она ничего не сможет объяснить сыну, остается лишь надеяться, что он сам однажды забудет человека, которого полюбил настолько, что захотел назвать папой.
Надеяться, что они оба смогут его забыть.
Вдруг ей стало так больно, что захотелось умереть. Но у нее совсем не было времени на такие глупости. Ей пора было будить сына и готовить завтрак.
Проснувшись, малыш удивленно оглянулся по сторонам и спросил:
— Где Грифф?
Что ж, она сама во всем виновата. Николь отнесла Конора на кухню.
— Ему пришлось уйти, дорогой. — Она поставила перед сыном йогурт и миску клубники.
— Куда? Конор тоже идет, да? — Малыш недовольно застучал ложкой по столу.
Не в этот раз, солнышко.
— Хочу идти! — У него задрожали губы, а сердце Николь болезненно сжалось.
— Потом.
Ладно, сейчас нужно отвезти Конора в детский сад и начать перетаскивать вещи обратно к ним домой. Если хорошенько попросить, то Лукас закончит еще быстрее, чем собирался. Даже если для этого потребуется пригрозить ему судом.
Как только они вернутся домой, им сразу же станет легче.
Во всяком случае, ей очень хотелось в это верить.
Прошло еще несколько дней, а Николь так и не увидела Гриффина. Зато теперь у нее снова был собственный дом, а Кэти с Рэйфом вернулись из Европы.
— Мне все равно кажется, что Рэйфу стоило бы ему врезать, — заметила Кэти, устроившись за новым столом Николь.
— Я очень ценю твою заботу, — улыбнулась Николь, наливая подруге кофе. Дома было тихо и уютно, Конор наслаждался послеобеденным сном, а у нее в груди все еще царили холод и пустота. Но, верная своему слову, она больше не плакала. — Но мы же об этом уже раз десять говорили.
Ознакомительная версия.
