Зак буркнул что-то невнятное, но Бетти даже не старалась разобрать слов. Ей вдруг все стало безразлично. Ни на кого не глядя, она повернулась и побрела по улице – не в направлении супермаркета, где находилась Уна с малышами, а в сторону дома.
Уши Бетти словно заложило ватой, поэтому все звуки казались ей приглушенными. Кроме того, возможно, из-за звона в голове, она ощущала себя будто в безвоздушном пространстве. Окружающее словно потеряло для нее реальность.
Впрочем, неудивительно: еще полчаса назад она четко представляла себе свою дальнейшую жизнь, с трепетом предвкушала скорую свадьбу – и вдруг все в одну минуту исчезло. Какая девушка способна остаться безразличной к подобным переменам?
На следующий день был понедельник и Бетти следовало отправиться на работу в Моулфилд, но, разумеется, она никуда не поехала. Ее отношения с Заком закончились – и личные, и рабочие. Поэтому она только почистила и смазала трущиеся части велосипеда, на котором ездила в Моулфилд, после чего поставила его в сарай. Потом отправилась на кухню, чтобы поблагодарить Уну за то, что та позволила ей временно использовать свое персональное средство передвижения.
– Больше не поедешь к нему? – спросила Уна, сочувственно глядя на Бетти.
Вчера Бетти в нескольких словах передала ей содержание случайно подслушанного возле кафе разговора. Ральф же поведал о том, что произошло позже. Выслушав обоих, Уна пришла в негодование, но постаралась сдержать эмоции. Только произнесла задумчиво:
– Заку Фрейзеру лучше бы жениться на японке.
Это неожиданное замечание пробудило интерес даже в пребывавшей в подавленном состоянии Бетти.
– Почему? – спросила она, подняв понуро опущенную голову.
– Потому что там традиционно воспитывают именно таких жен, которые являются идеалом для Зака – послушных, покорных, не смеющих перечить и даже не помышляющих об отстаивании своих прав. Похоже, у японской жены только одно право – обслуживать мужа. Недавно я прочитала в каком-то журнале, что японка не может сказать мужчине: «Я тебя люблю».
– Но как же ей тогда выражать свои чувства? – тусклым голосом спросила Бетти.
Уна усмехнулась.
– Насколько можно верить написанному, в подобных случаях японской женщине следует говорить: «Я хочу стирать твое белье».
Ральф хохотнул.
– Замечательная фраза…
– Что?! – одновременно повернулись к нему Уна и Бетти. – Что ты хочешь этим сказать? – гневно добавила Уна.
Ральф замахал руками.
– Успокойся, дорогая, вы обе просто не дослушали меня. Я собирался сказать, что подобная фраза идеально подходит для говорящей стиральной машины!
Во вторник вечером к коттеджу Ральфа и Уны подкатил на скутере Зак. Посигналил, как бывало прежде не раз, и стал ждать Бетти.
– Может, поговоришь с ним? – спросила Уна.
Однако Бетти наотрез отказалась выходить.
– Я его видеть не могу, не то что говорить с ним!
– Что ж, твое право, – кивнула Уна. – На твоем месте я поступила бы точно так же.
Но Зак не уезжал и продолжал время от времени сигналить.
– Придется, видно, мне потолковать с ним, – вздохнула Уна. – Жаль только, что Ральф на работе.
– Не ходи, – сказала Бетти. – Мало ли что ему взбредет в голову.
– Но он, похоже, не уедет, не добившись своего! Сидит, сигналит… Перед соседями неловко. Пойду!
– Хорошо, но, если что, я сразу вызываю шерифа! Да, и вот еще что… – Бетти сбегала в свою комнату и вернулась с большой коробкой. – Верни ему свадебное платье, оно мне не пригодится. Пусть сдаст его обратно в магазин… или носит сам!
Уна вышла к калитке, однако осталась во дворе, на улицу не вышла. Увидев ее, Зак сказал:
– Здравствуй, Уна. Элизабет дома? То есть Бетти…
– Она не желает с тобой разговаривать. Передала, чтобы ты уезжал, что между вами все кончено. И еще вот это. – Уна все-таки открыла щеколду и выставила коробку со свадебным нарядом за калитку.
Зак нахмурился.
– Что она капризничает, не понимаю! Другая на ее месте просто извинилась бы, и инцидент был бы исчерпан.
Рот Уны сам собой изумленно раскрылся.
– Извинилась?!
– Конечно, – буркнул Зак.
– Бетти?!
– Кто же еще?
– Но… – От возмущения Уна на несколько мгновений лишилась дара речи. – Но, по-моему, это тебе следует извиниться перед ней!
– Мне? – Зак криво усмехнулся. – За что?
– Как?! Ты чуть не ударил ее! Если бы не Ральф…
– Если бы Элизабет… то есть Бетти… не дала мне пощечину, да еще прилюдно, я бы не вспылил! У меня просто отсутствовал бы для этого повод.
Прищурившись, Уна смерила его взглядом.
– Ту пощечину ты вполне заслужил. После того, что Бетти услышала…
– Ничего особенного она не услышала, – сухо обронил Зак.
– Бетти утверждает обратное.
– Она ошибается.
Зак произнес это так спокойно, что Уна в ярости стиснула кулаки.
– Как ты можешь это говорить?!
Он пожал плечами.
– Могу. Потому что Элизабет попросту неправильно все поняла.
Не успел он договорить, как с губ Уны слетел презрительный смешок.
– Ох, я тебя умоляю! Этот прием мне хорошо знаком – на черное говорить белое и наоборот. Если хочешь знать, Бетти пересказала мне то, что ты говорил за столиком в кафе, и я не думаю, что твои слова можно толковать по-разному. Все предельно ясно.
Зак вновь дернул плечом.
– В подаче Элизабет – возможно. Но она не способна правильно оценить услышанное.
– Это еще почему? – с вызовом спросила Уна.
– Потому что Элизабет глупышка. Как и большинству женщин, ей не дано во всей полноте понять то, о чем говорят мужчины.
Повисла пауза. Несколько мгновений Уна в упор рассматривала Зака, потом подбоченилась и сказала, отчетливо произнося каждое слово:
– Как большинству женщин, значит? А не много ли ты, парень, на себя берешь? Как большинству женщин… Надо же такое выдумать! Теперь вижу, что Бетти не ошиблась. – Сердито сопя, она вновь смерила Зака гневным взглядом. – Знаешь что? Катись-ка ты отсюда и больше здесь не появляйся! И Бетти не тревожь, по-хорошему предупреждаю. – Уна повернулась и, уже уходя, бросила через плечо: – Коробку не забудь!
Пока она шла по дорожке к крыльцу, Бетти продолжала наблюдать за Заком. Тот еще некоторое время постоял, с мрачным видом глядя прямо перед собой, затем соскочил со скутера, взял оставленную у калитки коробку, вновь прыгнул в седло, завел мотор и был таков.
Это был последний раз, когда Бетти видела Зака.
Недели две она безвылазно просидела дома, почти не покидая своей комнаты и все размышляя над своей неудачной попыткой вступить в брак. Сделанное у решетчатой ограды кафе неожиданное открытие подспудной сути Зака настолько поразило ее, что она стала другим человеком. Но все же для нее оставалось загадкой: как можно ласкать женщину, говорить нежные слова, признаваться в любви и одновременно презирать? Подобное было выше ее понимания.
