— Иди все время прямо.
— Обязательно надо подчеркивать, что тебе невыносимо видеть меня?
— Ты сама начала это, запретив секс.
Запах мужского тела будоражил ее. А что, если взять и поцеловать его прямо сейчас? Оттолкнет? Или примет в объятия и поцелует ее так, как давно уже не целовал?
Не смей, Оливия! — приказала она себе.
Отступая лицом к нему, она чуть не упала, споткнувшись о коврик у ванны, и вспыхнула от стыда, что он так легко читает ее мысли.
— Я на весь день.
— Следи за погодой.
— Говоришь, как мой отец!
— Ты вышла замуж не за своего отца, а за меня, могла бы запомнить.
Если б она могла забыть об этом! Каждая минута этого фиктивного свадебного путешествия была наполнена для нее мыслями о нем. Вот и сейчас ей хочется только одного — упасть с ним на ближайшую постель и затеряться в нем, раствориться в нем… О Господи, взмолилась Оливия, забери меня отсюда!
Резко повернувшись, она выбежала из ванной, на ходу схватила рюкзак и, выскочив из дому, направилась по тропинке, ведущей в гору. Всю дорогу она то и дело спотыкалась о камни, поскольку мыслями находилась в другом месте.
На вершине Оливия отыскала хижину, и целый час просидела на ступеньках, устремив взгляд на заросшие лесами склоны гор, над которыми ходили тяжелые свинцовые тучи.
Она-то боялась, что ей придется отбиваться от Мэтью, а вместо этого он обращается с ней, как с сестрой. Хуже — как с дальней родственницей, с которой он вежлив и только. И даже еще хуже — как с женщиной, которая его не волнует. Тогда, что же означали его страстные поцелуи на горе Уэдли и в доме отца? Они тоже были фальшивыми и ей не во что верить? Но он хотел ее, она готова в этом поклясться. Что же произошло за это время? «Ты самая красивая женщина на свете», — сказал он. Неужели это была игра и слова предназначались для ушей окружающих? Почему она чувствует себя такой растерянной и несчастной?
Мэтью хотел ее. А теперь не хочет. И вдруг она вспомнила о тех трех днях, проведенных им в Нью-Йорке. Может, у него там женщина? Ну конечно! Почему она не подумала об этом раньше? Как все просто объясняется! Он провел эти три дня со своей женщиной в Нью-Йорке! От Оливии он потребовал обещания не заводить романов на стороне в течение трех месяцев, она же отказалась потребовать от него того же. Слишком гордая была, слишком самоуверенная. Слишком глупая.
Ненавижу ее, думала Оливия, смертельно ненавижу! Какой же дурой я была! Предложить семьдесят тысяч долларов человеку, который в сто раз богаче тебя, отказаться от секса с человеком, у которого есть любовница. Представляю, как он потешался надо мной!
Его я тоже ненавижу. Как мне пережить этот брак?
Крупная капля дождя упала ей на лоб. Следи за погодой, предупредил ее Мэтью, а она даже не захватила с собой дождевика. Молния сверкнула над дальними горами, послышался раскат грома, а потом разверзлись небеса и полил такой сильный дождь, что сквозь его завесу трудно было разглядеть тропу. Можно было укрыться в хижине. Или вернуться в дом, к Мэтью? Она обязана вернуться, и выбора у нее нет. Еще не было случая, чтобы она отступила перед трудностями. Продев руки в лямки рюкзака, Оливия начала спускаться по склону, и через два часа вошла через черный ход в дом.
Мэтью дожидался ее.
— Идиотка несчастная, — закричал он. — Неужели ты не знаешь, что хуже всего оказаться в грозу на склоне горы.
Оливия промокла до нитки, рубашка и джинсы прилипли к телу, волосы облепили лицо. Объясняться с Мэтью у нее не было ни сил, ни желания.
— Не все такие умные, как ты, — ответила она. — Я все еще самая прекрасная женщина на свете?
— А ты все еще собираешься развестись со мной, когда тебе будет удобно?
— Я разведусь, как только не станет отца… — Услышав собственные слова, она пришла в ужас и крикнула с отчаянием в голосе: — Я не могу больше так, я этого не вынесу… Извини, Мэтью, мне бы вообще лучше рта не открывать, я замерзла и иду в душ.
Она нагнулась расшнуровать разбухшие от воды ботинки, но пальцы не слушались ее. Крякнув от досады, Мэтью взялся сделать это за нее. Она смотрела на его волосы, на широкие плечи, и сердце ее рвалось на части. Он встал, глаза его жадно смотрели на нее, и на мгновение ее охватило радостное предвкушение, что он сейчас обнимет ее. Но он отступил назад и холодно сказал:
— Я приготовлю ужин, пока ты примешь душ. Пора заканчивать это дурацкое свадебное путешествие.
Раз оно закончилось, ты сможешь вернуться к своей бабе в Нью-Йорк, подумала она, но промолчала. Еле переставляя ноги, она прошла мимо него и поднялась наверх.
Из-за низкого атмосферного давления грозы гремели, сменяя одна другую, и все полеты на следующий день были отложены, так что домой Оливия и Мэтью вернулись только к полуночи. Мэтью сразу прошел в свое крыло, а Оливия, измотанная до головокружения, рухнула в свою постель и мгновенно заснула.
Утром она долго выбирала, что ей надеть, и остановилась на зеленом платье. Потом наложила макияж, чтобы скрыть следы усталости и разочарования, распустила волосы и пошла к отцу.
Брэд завтракал и читал газеты.
— А, вот и ты, Олли, — обрадовался он. — Мэтью нас всех опередил, уже отправился по делам. Как ты, дорогая?
— Отлично.
Он присмотрелся к ней.
— Как прошло свадебное путешествие?
От этих двух слов ее уже тошнило. Сделав радостное лицо, Оливия ответила:
— Чудесно. Ты стал лучше выглядеть, па, щеки порозовели… У тебя отдохнувший вид.
Шурша газетами, Брэд рассеянно сказал:
— Врач прописал мне новое лекарство.
— Доктор Росс? Новое лекарство? Какое?
— Ой, какое-то длинное название, — туманно ответил Брэд. — Специалисты порекомендовали. Какие у тебя планы на сегодня?
— А оно длительного действия?
— Не надо шума, Оливия. Я бы не стал тебе говорить, если бы знал, что это тебя так обнадежит. Кстати, сделай одолжение, поднимись в мансарду. Там хранится сундук со старыми фотографиями, есть там и фотографии Джессики. Где-то у меня здесь был ключ от него.
— Целый сундук?!
— Совсем необязательно смотреть все, возьми часть, принеси и посмотрим, что я смогу рассказать тебе о них.
— Ой, па, как здорово! — Она взяла у него ключ.
— Но вначале позавтракай.
За завтраком Оливия красочно описала отцу домик Мэтью и время, проведенное в нем. Хорошо хоть Мэтью не слышит ее. Она чмокнула отца в щеку.
— Я быстро.
— Можешь не торопиться.
Хотя в мансарде лежал ковер и было чисто, сам воздух был полон смутной таинственности. В детстве она любила забираться сюда. Здесь можно было спрятаться, фантазировать, здесь не мешали взрослые.
