Кей Торп - Обжигающее чувство

Весьма странная характеристика любимого отца, подумала Эвелин, хотя, глядя на Тома, нетрудно поверить в то, что его отец действительно суровый… Наверное, отец и сын были очень похожи друг на друга.

— Ну, довольно обо мне, — неожиданно заявил Том, хотя все это время он меньше всего говорил о себе. Эвелин опять почувствовала его отчуждение, как будто слегка приоткрывшаяся тяжелая дверь, охранявшая самые сокровенные мысли и чувства этого человека, вновь с грохотом захлопнулась перед ней.

Он усадил ее к себе на колени, распахнул полы ее пушистого халата и положил руки на обнаженную грудь.

— Теперь я хочу узнать тебя.

Слегка вздрагивая, Эвелин опустила глаза, глядя на сильные бронзовые руки, накрывшие мягкие белоснежные холмики.

— Все это уже не ново для тебя…

— Возможно. — Голубизна его глаз сменилась синевой. Нетерпеливая рука скользнула вниз, к мягкой складочке между стройных ног.

— Это так, но теперь ты волнуешь меня еще больше, чем раньше. Раньше я только представлял себе твой вкус, а теперь… — Эвелин задрожала от острого, горячего наслаждения.

Том распахнул свой халат… Сейчас он был похож на возбужденного жеребца, ноздри его раздувались, вдыхая аромат женщины. Не убирая руки с ее лона, он развернул Эвелин к себе лицом и устроился поудобнее. Она опустилась на него с диким, сдавленным криком.

— Теперь я знаю, какая ты сладкая, — шептал он, — и как славно ты дрожишь подо мной, и как чудесно ты ласкаешь меня своими нежными руками…

Она начала двигаться, сгорая от желания, стремясь к освобождению, которое было уже совсем близко… Руки Тома стиснули ее бедра, как если бы он хотел задержать ее движения; Эвелин жалобно всхлипнула, и вдруг он вцепился в ее ягодицы и принялся поднимать и опускать на себя нежное женское тело.

Это совсем не было похоже на предыдущие нежные игры, это было быстрое, грубое и жадное соитие. В поисках равновесия Эвелин ухватилась за бронзовые от загара плечи Тома — и тут сладкая судорога сотрясла ее тело. Он отстал от нее всего на мгновение…

Восстановление сил заняло гораздо больше времени, чем их яростная отдача. Эвелин обессиленно затихла на груди Тома. Бережно убрав спутанные пряди волос с ее лица, он крепко прижал к себе свою женщину.

— Я не слишком-то забочусь о тебе, — тихо шепнул он. — Это уже второй раз.

— В чем дело? — пробормотала она.

— Я опять взял тебя, не предохранившись.

— Но я ведь сама так хотела. Я хотела знать, хотела чувствовать только тебя.

— В первый раз да. Но сейчас я обязан был вспомнить. Нет никакого оправдания тому, что это произошло во второй раз!

Почувствовав резкость в его тоне, Эвелин села и прямо посмотрела в лицо Тома.

— Я не ребенок и еще не совсем идиотка. Я не хуже тебя представляю себе степень риска — и ровно половина ответственности за него лежит на мне. Я ведь могла сказать, — нет, но не сказала. Не стоит преувеличивать опасность. В детстве и ранней юности я интересовалась практически всем, в том числе и этим. Я знаю все о циклах и безопасных днях и уверяю тебя — у нас нет никаких оснований для тревоги.

— Все это не дает стопроцентной гарантии, Эвелин.

— Тебя это действительно так беспокоит? — спокойно спросила она.

— А тебя нет?

— Нисколько, — голос ее был спокоен и тверд.

Том пытливо оглядел ее. Эвелин ждала, что он спросит почему, но вместо этого он сказал:

— Я требую, чтобы ты немедленно сообщила мне, если у тебя будет задержка хотя бы на один день.

Это был явный приказ, поэтому, лихо отсолютовав, Эвелин выпалила:

— Есть, сэр!

Иногда он был слишком уж военным…

Том рассмеялся и легонько шлепнул ее по мягкому месту, ссаживая с колен. Эвелин встала и запахнулась в халат.

— Когда мы уезжаем?

— Я договорился, что мы оставим номер попозже. Около шести.

Итак, им осталось провести здесь, в замкнутом пространстве гостиничного уединения, точно отсчитанное и неумолимо уменьшающееся количество часов. Поразительно, как быстро она привыкла к этому номеру. Возможно, это уединение стало бы утомительным, продлись оно, скажем, неделю, но как бы она хотела провести такую неделю… Только ее никогда не будет. Завтра они оба вернутся к работе, она на земле, он — в небе. Завтра ей предстоит вновь пройти через страх, потому что ее любимый мужчина будет опять совершать свою опасную работу, чему она не сможет помешать, чего не сможет предотвратить. Бесполезно даже пытаться… Есть мужчины орлиной породы, и Том Уиклоу был одним из них — только смерть или старость вернут его на землю. Эвелин с радостью разделила бы с ним его судьбу, если только бы он позволил ей это.

Впрочем, что бы ни ждало ее в будущем, она не хотела терять ни минуты счастья перед тем, как снова вернуться к действительности. Бог знает, что значил этот уик-энд для Томаса Уиклоу, может быть, так, очередное развлечение, но для Эвелин этот человек и часы, проведенные с ним, перевернули все ее представления о жизни, выпустили на свободу необузданную страстность ее натуры.

Она чувствовала себя полностью переродившейся, освобожденной, уверенной в себе. Как будто до этого она смотрела на жизнь сквозь тусклую серую вуаль, но вот пелена отброшена прочь, и мир засверкал перед ее глазами переливами радужных красок. И Эвелин не была больше лишней в этом мире — она стала его полноправной частью. Пришел конец ее одиночеству, одиночеству, длившемуся с того самого момента, когда рано проснувшаяся тяга к знаниям отделила ее от толпы сверстников.

Отдавая себя Тому, она приобретала гораздо больше, чем теряла, — ведь теперь этого нового, полученного от него, у нее уже никто никогда не отнимет. Том подарил ей воспоминания, он вооружил ее опытом… опытом исступленной страсти. А еще… Это было невероятно, нелепо, это противоречило здравому смыслу, но Эвелин чувствовала, что очень хочет, чтобы календарь подвел ее, чтобы она зачала ребенка… ребенка Тома.

— В чем дело? — он вопросительно приподнял черную бровь.

Черт возьми, оказывается, она так погрузилась в собственные мысли, что позабыла обо всем, даже о том, что стоит тут, как столб и пялится на Тома черт знает сколько времени! Лукавая улыбка осветила ее лицо.

— Я просто подумала, — серьезно поделилась она, — сколько женщин можно было бы завербовать в наши доблестные вооруженные силы, если бы ты согласился позировать для рекламы плакатов в обнаженном виде.

В первую секунду Том озадаченно смотрел на нее, потом громко расхохотался, вскочил с дивана и поймал Эвелин за длинную полу халата.

— Так значит, ты готова делить меня с сотней-другой американских женщин?

— Ни за что на свете!