Ник помолчал, потом нежно провел пальцами по ее губам и едва слышно произнес:
— Здесь у тебя тоже семья. Не поворачивайся спиной и к нам тоже.
— О, Ник. — Она обхватила ладонями его лицо и поцеловала его, изливая в поцелуе все свои страхи, сомнения и надежды.
А потом они оба молчали. Санни положила голову ему на плечо.
— Знаешь, — наконец сказала она, — я всегда боролась со своим эгоизмом, но не слишком преуспела.
Он фыркнул ей в шею.
— Мне казалось, тебе, наоборот, надо научиться быть поэгоистичнее.
— Ты понятия не имеешь, во что впутываешься, я имею в виду мою семью. У деда довольно жесткие понятия относительно устройства мира. А бабушка… сразу говорю, идея, что мы с тобой можем быть вместе, точно не найдет у нее ободрения.
Ник склонился, чтобы смотреть ей прямо в глаза.
— Mi cara mia[1], если ты подстроилась под требования моей семьи, то будь уверена, и я как-нибудь переживу запросы твоей.
Санни не знала, смеяться или плакать. Она никак не могла решить, стоит ли оттягивать разрыв, не лучше ль одним махом обрубить все связи — сомнения рвали ее на части. Но, учитывая перспективы ближайшего будущего, заслужила же она хоть небольшую отсрочку.
Она ушла. Ник слепо глядел на колонки цифр перед собой. Конечно, до нее рукой подать — один телефонный звонок, двадцать минут езды. Все равно — тут ее нет. Ни наверху — играющей с одним из его неугомонных племянников, ни на кухне — демонстрирующей свой идеальный итальянский в процессе произнесения изощреннейших ругательств. Ее не было в его постели, в его объятиях, в пределах досягаемости.
И ничего нельзя с этим поделать.
Ему бы радоваться ее решению не рвать с ним окончательно — только радости почему-то не возникало.
В контору вплыла Би Джей.
— С каких пор ты даже не стучишься?
— С тех самых, когда ты ворвался ко мне в ванную в момент примерки моего самого первого бюстгальтера.
— Давай, вспомни еще что из древней истории.
— Может, я и простила бы тебя, если бы ты не расписал увиденное с собственными мерзкими комментариями Бобби Тенненхолу.
Настроение Ника начало улучшаться.
— Видел бы он тебя сейчас, — ехидно указал он на грудь сестры, увеличившуюся пропорционально животу.
— Ха-ха. Очень смешно.
Ему необходимо было отвлечься.
— Ладно, зачем явилась?
Она осторожно присела напротив, лицо приняло надлежащее серьезное выражение.
— Хочу поговорить с тобой о Санни.
Он еле удержался от вздоха. Надеялся на что-нибудь другое?
— А что такое? — Попытки уклониться от выбранного предмета разговора с Би Джей не пройдут.
— Нам ее не хватает.
А мне, значит, нет? — захотелось заорать ему. Сердце громко забухало в груди.
— Нам всем, Ник. Детям, всем. Она стала частью семьи.
— У нее есть своя семья, Бидж. Дедушка болен, ей надо помогать бабушке.
— А после она вернется?
Ник едва удержался от ругательства.
— Не знаю. Знаю только, что ее семья настаивает на ее работе в компании. — Он поглядел в глаза Би Джей и выдохнул свое самое большое опасение: — Она может не вернуться. Никогда.
— Это невозможно. Ты должен что-то предпринять.
Он рассмеялся, хотя ничего смешного не видел.
— Би Джей, она взрослая женщина. Взрослая, с обязательствами по отношению к другим людям, помимо нас. Даже если бы можно было что-то сделать, то я бы не стал. Потому что так нечестно по отношению к ней.
Его маленькая сестра некоторое время молчала.
— А что, если она только того от тебя и ждет?
— Не пойму, о чем ты толкуешь. Санни сама решит. Она не хочет, чтобы я или кто другой решал за нее.
Би Джей встала, всей своей немалой массой навалилась на стол.
— Санни позволяет ее семье решать за нее, хотя это делает ее несчастной. Здесь она счастливее. Раз уж она соглашается доставлять удовольствие другим людям, то почему бы этими другими не оказаться тебе и нам? В конце концов, ей самой так лучше.
— Вечно вы с вашими бредовыми идеями. — Он поднялся. Надо убираться отсюда, пока ему тоже не заморочили голову.
Она удержала его за руку.
— Подумай, Ник. Она несчастлива.
— Тебе бы понравилось, если б наше семейство постоянно вмешивалось, когда ты решила выйти замуж за Джона?
Сбить ее с толку не удавалось. Никакого смущения — напротив, она чмокнула его в щеку и хмыкнула.
— О чем ты? Вы стали бы чинить мне препятствия? Но вы же любили Джона, так что не дурачь меня, пожалуйста.
— Ага, так тебе же было бы лучше. Ты была слишком молода, чтобы заводить семью.
— Откуда вам было знать, что я чувствую?
— Вот именно. — Увидев понимание на ее лице, он улыбнулся. — А ты откуда знаешь, что чувствует Санни? Она любит и свою семью тоже. Ей очень трудно, и я отказываюсь становится дополнительным орудием давления. — Он поцеловал сестру в щеку.
— За что?
— За заботу. О Санни. И обо мне. — Сжал ее плечи. — Как бы ни было трудно, но мы должны уважать ее стремление принимать собственные решения.
Именно в этот момент в дверь вломился Джо.
— Привет, Никко! И ты, машинка для производства детей. Как делишки? — Он похлопал Ника по плечу и одарил сестру звонким поцелуем. — В чем причина всеобщего уныния? Что случилось?
— Санни ушла, — сообщила Би Джей. — Я даю этому олуху пояснения относительно того, чего он лишается.
— А, я в курсе, что тут ее нет, — сказал Джо. — Потому и вернулся. Опять надо квартирку пристраивать. И спасибо всем, кто обо мне беспокоился, кидался мне на шею и причитал, как им меня не хватало, кстати.
Ник и Би Джей возвели глаза к небу.
— По мне, никаких особых проблем, — настаивал Джо. — Она все равно в Чикаго, точно? Разве нельзя ей работать на Чендлеров и одновременно общаться с нами?
— Колоссальный план, — отозвался Ник. Джо пожал плечами.
— Дарю, дружище.
— Мудрец двадцати одного года от роду, — сухо процедила Би Джей.
Джо сделал большие глаза.
— Здесь меня не поняли. — Он снова чмокнул сестру и ткнул Ника в грудь. — Пойду проведаю маму Бенни. Она уж точно обрадуется.
Ник еще потирал пострадавшее место на груди, а Джо уже след простыл — дверь с шумом захлопнулась.
— Что, если он прав?
— Ой, ну не надо. В понимании Джо ухаживать за женщиной — купить ей пару хот-догов.
— Я серьезно. Возможно, это сработает.
— Она не показывается уже шесть дней.
— Семь.
— Пусть семь. Не желаешь ли заодно уточнить часы с минутами?
Ник улыбнулся помимо воли.
— Не валяй дурака. — Но он мог и секунды уточнить, и оба об этом знали.
