Эдриан Маршалл - Спаси своего принца

— Конечно, — кивнул Милано и покосился на Эммета. — Займись этим, будь любезен.

Джун поняла, что на сегодня съемки закончились. Милано распустил актеров и съемочную группу. Томми Дангл пожелал Джун удачи, а Пентилия, которая даже в такой момент не могла угомониться, пригласила молодого человека на пикник, который они с миссис Поллет задумали устроить ближе к вечеру.

Джун вспомнила, что миссис Поллет действительно предлагала бабушке прогуляться к озеру, но ни о каком «вечернем пикнике» речи не шло.

И снова происки Пентилии… Томми Дангл клятвенно заверил ее в том, что он обязательно будет, однако этим дело не кончилось. Прознав о пикнике, к нему поспешили присоединиться Оливье и Луиза, заявив, что «вечерний пикник» — это очень романтично. Джун подумала, что этой парочке любая совместная прогулка кажется сейчас «очень романтичной», но, разумеется, промолчала, мысленно наградив бабушку новым почетным званием — «сводница».

На допросе, который офицер Райан деликатно назвал беседой, Джун узнала кое-какие любопытные факты из биографии Шона Милано.

Оказалось, что он был в ссоре с Клемансом Гудвином, актером, претендовавшим на роль Гарри Риверса, которую в итоге получил Оливье. Клеманс Гудвин звонил Милано и даже угрожал ему. Мало того, выяснилось, что вот уже несколько лет Милано получает анонимные письма, автор которых всячески смешивает с грязью творчество режиссера и сообщает ему, что следит за ним везде и всюду.

Одно из этих писем лежало на столе перед офицером Райаном. Джун удалось заметить лишь то, что у анонима, писавшего Милано, безупречный почерк. Полицейский внимательно изучил письмо и поинтересовался у Милано, почему он до сих пор не сообщил об этих письмах в полицию. За него уже не в первый раз принялся отвечать Эммет.

— Видите ли, Шон не любит шумихи вокруг своего имени. Он вообще не хотел обращаться в полицию, я ведь сам позвонил вам, буквально вынудив его рассказать о письмах… И потом, Шон думал, что ему ничего не угрожает, а эти письма — бред сумасшедшего, не более того…

— Скромность — не всегда полезное качество, мистер Милано, — мягко обратился к режиссеру полицейский. — Вам стоило раньше забить тревогу. А вдруг на вас охотится маньяк? Вы подозреваете кого-то, кроме Клеманса Гудвина?

— Я никого не подозреваю, — глухо ответил Милано. — И даже Гудвина, будь он неладен. По-моему, он просто вспылил, не более того. Молодой, горячий, сами знаете, как это бывает… Из тех людей, с которыми я общаюсь, никто не способен на такое. Если только кто-то из тех, кому я когда-то не угодил… Но сами понимаете, всех не упомнишь…

— Понимаю, — кивнул офицер. — Вы ведь общаетесь с таким количеством людей… И те, кто не получил роль, вполне могли затаить на вас обиду… Но это — определенно сумасшедший. Человек в здравом уме не будет писать такие письма. Тем более, такое долгое время… А ведь он следит за вами, мистер Милано. Он неплохо знает ваши привычки. Вот он пишет о посуде… Вы действительно протираете ее платком?

— Да, — кивнул Милано, не поднимая глаз на полицейского. — Ничего не могу с этим поделать. Мой доктор говорит, что это связано с моим восприятием окружающего мира…

— Доктор? Вы имеете в виду психоаналитика?

— Да, — кивнул Милано.

— Могу я побеседовать с ним? Может быть, он сможет дать хоть какую-то подсказку?

— Нет, пожалуйста, не вмешивайте сюда доктора, — попросил Милано. — Он знает о письмах, читал их, и уверен, что тот, кто их пишет, всего лишь маленький, заезженный жизнью человек. У него куча комплексов, и, увы, я стал объектом, на котором он отыгрывается. Если упрощенно, то я для него — что-то вроде спортивной груши, с помощью которой он снимает свое напряжение, ну и, соответственно, чувствует себя хоть на какое-то время могущественным… Доктор считает, что этот псих не станет на меня покушаться — слишком труслив. К тому же мистер Кабоди говорит, что если этот тип… — Милано непроизвольно поежился, — убьет меня, он окончательно утратит ощущение собственной значимости. Так что ему нет смысла от меня избавляться…

— Разве ваш психоаналитик не советовал вам пойти в полицию? — удивился офицер Райан.

— Нет… То есть да, — поправился Милано. — Он предлагал мне это, но я сразу отказался. Надо было объяснять, объясняться, а я не умею этого делать…

— И я тому свидетель, — подтвердил Эммет.

— К тому же я понимал, что по этому листочку бумаги полиция никого не сможет найти. Да и едва ли возьмется за это дело: письма — еще не покушение на чью-то жизнь…

— Другое дело, когда действительно начались покушения, — снова вмешался Эммет. — Теперь уже можно сказать, что этот человек представляет собой угрозу… Как вы думаете, можно ли провести графологическую экспертизу?

Офицер неуверенно покачал головой.

— Я подумаю, что с этим можно сделать, — кивнул он на листок бумаги. — Сами понимаете, насколько все это сложно…

— Да, — мрачно кивнул Шон. — Конечно. Я понимаю.

На этот раз Пентилии пришлось отправиться домой в одиночестве. Джун отговорилась тем, что хочет дождаться Милано и поинтересоваться у него, не примет ли он ее на работу в качестве третьей помощницы четвертого костюмера.

— Зачем тебе это? — удивленно поинтересовалась бабушка.

— Не могу сидеть без дела, — объяснила Джун. — Если ты все равно заставляешь меня ходить на съемки, то я, по крайней мере, буду работать. А деньги, пусть и маленькие, нам никогда не помешают. Я уже говорила об этом с Лилиан, и она не против. Осталось только узнать, что по этому поводу думает Милано. Ведь это благодаря ему я здесь…

— Благодаря ему — здесь я, — поправила ее бабушка. — А ты здесь — из-за моего упрямства.

— Нет, ты здесь — благодаря своему таланту. А вот насчет меня — ты права.

Бабушка и внучка рассмеялись. Джун чмокнула Пентилию в щеку и, заверив, что вернется домой к пикнику, пошла в дом, где еще совсем недавно проходили съемки, а теперь уже начались допросы…

Джун слукавила, сказав бабушке о цели своего разговора с Милано. Конечно, она хотела получить работу, но гораздо больше ее волновало другое.

Ни Эммет, ни Милано не ожидали ее возвращения, и, судя по всему, она застала обоих врасплох. Друзья и коллеги почему-то ссорились. Во всяком случае, Милано выглядел едва ли не разгневанным, а Эммет — немного виноватым.

Из-за чего они могли повздорить? — спросила себя Джун, недоуменно уставившись на режиссера и его «правую руку». Наверное, Эммет сболтнул что-то лишнее в беседе с полицейским. Не зря Милано так косился на него, когда Эммет его перебивал… Может быть, Милано не хотел, чтобы офицер Райан узнал о письмах. Но почему он винит своего друга? Наоборот, он должен поблагодарить Эммета — тот ведь отстаивал его интересы… Что ж, это — Милано, как говорит Луиза Бергман. У него своя, особая логика…