— Этот мужчина из камня выжмет слезу, — заявила медсестра. — Не понимаю, как я согласилась.
Регистратор засмеялся.
— Если бы он поднажал, вы бы дали согласие открыть операционную даже в шесть. И мужчина великолепный, и хирург первоклассный! Ведь он у нас уже несколько недель? Внедрил новую технику, поделился с мистером Дженксом своими идеями, и оба отработали их, занимаясь случаем миссис Браун.
— Кажется, он скоро уезжает?
— Да, и мистер Дженкс поедет с ним на одну-две недели. — Регистратор собрался уходить. — Но он вернется, я не сомневаюсь. Он основательно изучает наши дела. Уже хирург с международной репутацией. Неплохо для человека в тридцать шесть лет.
Регистратор выглянул в окно как раз в тот момент, когда серый «бентли» мистера ван дер Эйслера выезжал из больничных ворот.
— Куда это он?.. — вслух подумал регистратор.
Мистер ван дер Эйслер ехал в Излингтон, чтобы взглянуть на Силвестер-Кресент. Терпеливо проезжая одинаковые улицы, состоящие из одинаковых домов, мистер ван дер Эйслер в конце концов нашел ее и двигался по ней, пока не подъехал к магазину мистера Пейтела — еще открытому.
Мистер ван дер Эйслер никогда не покупал продукты, в его прекрасно организованном доме этого не требовалось, тем не менее он купил банку печеных бобов и завел с мистером Пейтелом непритязательный разговор. Вполне естественно, речь зашла о впечатлении от Излингтона и Силвестер-Кресент, в частности.
— Тихое место, — заметил мистер ван дер Эйслер. — Вероятно, все — частные дома. И живут одни пожилые леди.
— Совершенно верно, сэр. — В отсутствие покупателей мистер Пейтел был рад поболтать. — Много пожилых леди и джентльменов. Наша улица — не для молодежи. Отсюда очень далеко ездить на работу. Есть, правда, мисс Хардинг, которая живет у бабушки, миссис Фицгиббон, в номере двадцать шесть, но в последнее время я вижу ее каждое утро и думаю, она больше не работает. — Он вздохнул. — Такая красивая юная леди. Молодым здесь скучно.
Мистер ван дер Эйслер пробормотал что-то подходящее к случаю, заметил, что мистер Пейтел с его лавкой — просто благословение для соседей, выразил удовольствие от своей покупки, заплатил за нее и вернулся к машине. Дом под номером двадцать шесть оказался в середине улицы, и мистер ван дер Эйслер увидел полоску света между тяжелыми шторами, закрывавшими окна первого этажа.
Наконец он поехал на тихую, красивую улицу возле Слоун-сквер и вошел в свою квартиру в цокольном этаже, где его встретила экономка.
— Вы опаздываете, сэр. Обед готов, и, смею заметить, к нему надо приступать не позже, чем через пять минут.
— Отлично рассчитано, Бекки. — Он похлопал ее по плечу и добавил: — Тут есть кое-что для вас, позабавьтесь.
Мистер ван дер Эйслер передал ей полиэтиленовую сумку, и экономка заглянула в нее.
— Мистер Хасо, что вы придумаете в следующий раз? Когда это вы ели печеные бобы? — Она подозрительно взглянула на него. — Зачем вы это купили?
— Ну, мне надо было получить кое-какие сведения, а лучшее место для этого — магазинчик на углу.
Давным-давно мисс Ребекка Поттс была его няней, теперь, когда бы он ни приезжал в Лондон, Бекки становилась его преданной домоправительницей, и она как никто знала, что нет смысла спрашивать, что и зачем он выяснял. Но все равно стрельнула в него глазами.
— Я накрываю на стол, — строго сказала она, — у вас есть время выпить.
Он поднял с полу свой портфель, прошел через холл в кабинет и уселся в кожаное кресло у камина. Тихо сидел со стаканом в руке, занятый своими мыслями, пока Бекки не постучала в дверь.
Только два дня спустя у него появилась возможность вновь съездить на Силвестер-Кресент. У него не было четкого плана действий — лишь неясное желание увидеть Оливию по пути в магазин, а если не повезет, он позвонит в квартиру ее бабушки, придумав какую-нибудь историю про Дебби. Может быть, с тоской думал мистер ван дер Эйслер, если он увидит ее еще раз, ему удастся выбросить ее из головы.
Он увидел ее, как только свернул на Силвестер-Кресент. В поношенном костюме, с корзинкой в руке, Оливия шла навстречу, и ее яркие волосы были единственным красочным пятном на серой, скучной улице. Он притормозил и остановился возле нее.
При виде его краска залила ей лицо, но она сдержанно сказала:
— О, здравствуйте, мистер ван дер Эйслер. Вы приехали к пациенту?
Мистер ван дер Эйслер, честный, богобоязненный человек, мог при случае врать как последний бродяга. И сейчас был как раз такой случай.
— Нет-нет, у меня выдалось несколько свободных часов, и я ищу подходящую квартиру для друга, он приедет в Лондон на два-три месяца.
Мистер ван дер Эйслер вышел из машины и подошел к девушке.
— Какая приятная неожиданность — встретить вас. Позавчера я был в регистратуре, и Дебби говорила, что скучает без вас. Она сказала, у вас другая работа. Как это удачно…
— Да, верно. — Оливия поймала его взгляд, и что-то в этом взгляде заставило ее добавить: — А вообще-то у меня нет работы. Я так сказала Дебби, потому что она очень боялась, что ее уволят. Как она справляется?
— Неплохо. — Он улыбнулся, глядя с такой добротой, что ей вдруг ужасно захотелось рассказать ему про постоянные бабушкины укоры, отчего ей было еще труднее переносить неудачные поиски работы. Вместо этого Оливия коротко сказала:
— Приятно было повстречаться, но не стану отвлекать вас от охоты за квартирой.
Мистера ван дер Эйслера, когда он знал свою цель, никто не мог сбить с толку, он твердо стоял на своем.
— Что касается… — начал он, но его неожиданно прервал Родни, который остановил свою машину позади «бентли», выскочил и схватил Оливию за руку.
— Оливия, мне надо было тебя повидать…
— Зачем? — холодно спросила Оливия и высвободила руку.
— Ну, старые друзья и все такое, ты же понимаешь. Не хотелось бы, чтобы ты плохо обо мне думала, ты так быстро ушла… — Родни взглянул на мистера ван дер Эйслера, который горой возвышался над ним, поглядывая с вялым интересом. — Э-э… так это и есть тот счастливчик? — Родни, сияя, бросился пожать руку мистеру ван дер Эйслеру. — Оливия говорила, что собирается замуж, и описала вас до точки. Значит, все к лучшему? — Родни потрепал Оливию по плечу. — Ты не представляешь, какое облегчение видеть, что ты так счастлива. Ну, я не могу задерживаться. Привет маме. Пока, старушка!
Родни одарил улыбкой обоих, забрался в машину и уехал, не оглядываясь.
Оливия смотрела под ноги и желала одного — не краснеть так сильно. А мистер ван дер Эйслер любовался ее волосами.
