— Я знаю. Я хочу, чтобы так было всегда, Николь.
— Как?
— Вот так. Мы с тобой — каждый вечер. Вместе. А потом — утро. Тоже вместе.
А невеста? А черт с ней! Николь поняла, что не может, не в силах думать сейчас о чем-то более серьезном, чем его руки. Его губы. Его тело, спрятанное под одеждой…
— Хорошо, я согласна! — Она проворно расстегивала ремень его брюк.
— Девочка моя! — выдохнул он, подхватывая ее и относя на кровать.
На светлом потолке она видела причудливые узоры. А может, и не было никаких узоров. А может, и не было никакого потолка, а все это привиделось ей, пока руки Люка снимали с нее одежду, а губы опускались от груди — к животу, все ниже, ниже…
И прежде, чем все принялось взрываться тысячами огненных вспышек, она успела подумать, что, наверное, он специально готовил этот вечер и этот укромный уголок. И, наверное, правда очень ждал ее… Люк. Он — хороший…
Она утонула в блаженстве, сначала нежном, а потом — таком неистовом, что и правда более подходящего места, чем этот домик, на сегодняшнюю ночь им было бы не найти.
— Девочка моя, — назидательно сказала Мэри, наливая чай себе и Николь. — Ты никогда не найдешь эти деньги.
— Почему?
— А ты сама подумай…
У Мэри был острый взгляд немного тусклых голубых глаз, и иногда Николь казалось, что она видит все насквозь. Но если она видит все насквозь, тогда почему до сих пор не прогнала ее из своего дома? Ведь понятно же, что Николь — не настоящая невеста Люка. А Мэри, наверное, хотелось познакомиться с той, кого любимый внук скоро назовет своей женой…
При этих мыслях на душе всегда начинали скрести черные кошки: Николь становилось очень обидно. Сейчас каждую ночь Люк проводит в ее объятиях и, кажется, искренне счастлив, а потом — вернется в Бостон и будет целовать другую…
За это время ей так и не удалось узнать ничего про его прошлую жизнь, отчасти потому, что было просто некогда (днем они объезжали банки, адресные бюро и архивы, а вечером спешили в маленький домик в саду, где им было не до разговоров). Но Николь не покидало чувство, что Люк где-то в глубине души уже все решил за двоих, расписал все роли, и сейчас им всего лишь надо доиграть эту сказку до конца. А потом… Про «потом» она старалась не думать.
За неделю они навели справки во всех старых банках Ирландии и поняли, что дело не сдвинулось с мертвой точки ни на сантиметр. А для того, чтобы оно сдвинулось, надо как минимум составить жесткий план. Отец бы сказал «бизнес-план». Отец… Он не приходил к ней больше во сне, словно решил оставить в покое, чтобы она по ночам могла наслаждаться обществом Люка.
Она и наслаждалась. Каждый вечер они спешили в свой домик и до самого рассвета предавались любви, оставляя на сон совсем немного. Они бы, пожалуй, не выходили оттуда вовсе, но дело, по которому они приехали, требовало хоть каких-то действий за пределами домика.
Люк с самого начала сказал, что слишком надолго не сможет задержаться в Ирландии, как бы ему того ни хотелось, потому что дела в салоне требуют его присутствия. И вот сегодня ему позвонили с каким-то вопросом, и он, проговорив по телефону почти час, решил, что надо возвращаться. Единственное, что он хотел сделать в последний день перед отъездом, это обойти друзей детства, с которыми так и не выбрал времени встретиться…
— Ты не жадная, — пояснила Мэри. — Ты ищешь не деньги, а приключения. Всего лишь хочешь себя чем-то занять, почувствовать, что жизнь не пуста, что ты кому-то интересна и нужна… Ты можешь остаться пока здесь, — неожиданно закончила она.
— В каком смысле?
— Ты можешь остаться жить у меня, если так надо. Он все равно приедет за тобой.
Николь хлопала глазами и смотрела на старуху, подозревая, что та сошла с ума.
— А… зачем?
— Ну… наверное, затем, что без тебя не сможет…
— Люк?
— А кто же еще.
Николь посмотрела на Мэри, пытаясь решиться на самое главное. Дело было даже не в том, что она будет разочарована во внуке. Дело — в собственной способности совершить этот поступок.
— Мы с Люком вам солгали. Я — не настоящая невеста. Настоящая ждет его в Нью-Йорке. — Николь зажмурилась, ожидая грома среди ясного неба.
Старуха молчала.
— Вы ничего мне не скажете, Мэри?
— А зачем что-то говорить? Вы сами разберетесь.
Николь вдруг все поняла.
— Вы знали это с самого начала?!
— Конечно.
— И… и вам что, не хотелось меня выгнать?
— А зачем? Он любит тебя.
— Кто?!
— Мой внук. А ты — его.
Наверное, это уже стало хорошей традицией — получать откровения по ночам. В этот раз Николь вдруг поняла среди ночи, кто такой Мерисвейл, который является клиентом старинного ирландского банка и который «раскладывает свои сбережения по всем банкам мира». Берт Голдфилд. У него же двойная фамилия: Голдфилд-Мерисвейл.
Вторую фамилию, скорее всего, он взял, когда отправился на поиски золота полковника, подумала Николь. Однако если у него лежит понемногу в разных банках, значит, он и правда небеден. В таком случае Лили можно лишь поздравить с успешным выбором.
И еще это означает, что он очень основательно и, скорее всего, не один год готовился к этому делу и теперь просто так не упустит его из рук. Но как все это теперь проверить?
Николь решила прямо с утра позвонить Лили. Ведь по сути дела они не ссорились и остались подругами, а значит, она может рассчитывать на вполне мирный и даже продуктивный диалог.
Однако утро началось с неприятного разговора с матерью.
— Николь, ты просто отвратительно себя ведешь! Мистер Голдфилд очень обижен на тебя.
— За что?
— Как за что? Ты оставила его в ожидании ответа и уехала с другим мужчиной!!! Как это понимать?
Николь села на кровати и хмуро посмотрела на мать.
— Ну а как понимать, что он делает мне предложение, а сам ухаживает за моей лучшей подругой?
— Это ты у подруги спроси. Кстати, она звонила три дня назад.
— И что?
— И я сказала ей, что ты уехала с Люком в Форт-Лодердейл, а потом в Ирландию.
Николь изменилась в лице.
— Мама! Ты с ума сошла! Зачем ты это сказала?
— А это что, секрет? Ты сама звонила мне и сообщала о своих перемещениях.
Николь закатила глаза и упала на подушки. Впрочем, она сама виновата. Надо было вообще никому ничего не говорить: всем известно, что ее мать не умеет держать язык за зубами. Да и вряд ли вообще дает себе труд задумываться над тем, кому и что следует говорить.
— Ну что ж, значит, теперь они оба в курсе.
— Да. Берт, кстати, был очень взволнован твоим отъездом.
