Элизабет услышала какую-то суматоху снаружи. Сирена полицейской машины становилась все громче и громче, пока в конце концов не стихла так близко, что Элизабет почти боялась поверить... поверить, что это, быть может, приехали за ней.
Ну, а все остальное произошло очень быстро.
Вслед за громкими ударами по двери появилось первое дружелюбное лицо, которое она видела почти за двое суток.
—С тобой все в порядке? — спросил полицейский.
—Теперь да, — радостно ответила Элизабет, а полицейский тем временем уже принялся развязывать ее.
—Ты свободна, Лиз! — в восторге завопила Джессика, устремляясь в объятия сестры.
—Джес! А я думала, что никогда уж тебя больше не увижу!
—О, я-то знаю, что в глубине души ты понимала: я приду тебе на помощь, — Джессика сказала это так небрежно, словно расправа над безумцем, но размерам вдвое больше нее, была для нее этаким будничным занятием.
Элизабет просто не могла поверить в происходящее.
— Но как же ты провела его?
—Один старый секрет близняшек, — небрежно ответила Джессика. — Этот людоед принял меня за тебя!
—Может быть, когда-нибудь я доживу до того, что буду сожалеть об этих словах, — сказала Элизабет. — Но как же мне повезло, что у меня такая близняшка, как ты!
—Еще бы!
Сестры сжимали друг друга в объятиях долго-предолго. Они еще никогда по-настоящему не осознавали, как много значат друг для друга.
— Я люблю тебя, Джессика! — воскликнула Элизабет.
— И я тоже, — отозвалась Джессика. Голос ее охрип, и она слегка захлюпала носом.
— Эй, в чем дело? — спросила Элизабет, отстраняясь, чтобы посмотреть на сестру. — Не плачь. Все ведь кончилось. Теперь все будет отлично.
— Кто плачет, я?! Плакать из-за тебя? Да никогда в жизни!
А потом они еще раз в неистовом порыве крепко обняли друг друга.
-Чего мне хочется прежде всего? — повторила Элизабет вопрос, заданный ей матерью после того, как девушка благополучно воссоединилась дома с остальными членами семьи, а также с Тоддом и Максом. — Прежде всего я хотела бы принять пенную ванну. Потом... потом мне бы хотелось что-нибудь поесть. Ну а после этого я хочу посидеть с Джессикой и составить план самого лучшего приема, который когда-либо видела Ласковая Долина.
Джессика, всегда обожавшая приемы, немедленно принялась всех обзванивать. Немного погодя к ней присоединилась Элизабет, чтобы договориться об оформлении и освежительных напитках.
— Просто не понимаю, как же ты сумела перенести это, — заметила Джессика, сидевшая «по-турецки» на ковре в комнате Элизабет.
Та ответила не сразу. Да, ее сестра и в самом деле купалась как рыба в воде в счастливых добрых временах и, казалось, готова была рухнуть замертво, когда смолкала приятная музыка, но в течение этого сурового испытания Джессика проявила удивительную силу. Ведь именно ее решимость и привела к возвращению Элизабет домой. Нет, что ни говори, Джессика была героиней.
Но она не смогла бы сделать этого, решила Элизабет, если бы не призвала на помощь какие-то внутренние резервы.
— Думаю, и тебе бы это удалось, — сказала Элизабет.
— Но вот то, что пришлось бы все это время носить эту отвратительную форму добровольцев при больнице... — Джессика зажала пальцами нос.
— Не беспокойся, я уже ее сожгла, — засмеялась Элизабет.
— Лиз, раз уж мы говорим об одежде... у меня, видишь ли, нет ничего подходящего для этого приема и...
— Джес, — с изумлением сказала Элизабет, — ведь до него еще четыре дня.
Джессика скептически посмотрела на сестру.
— Лиз, хозяйке никогда не рано запланировать свой наряд.
— Как насчет вот этого? — Элизабет показала на красную велюровую юбку и белую блузку, все еще лежавшие на ее постели, куда Джессика положила их в вечер приема у Регины.
— Нет уж, спасибо, они не в моем стиле, — решительно отказалась Джессика.
Элизабет захихикала.
— Полагаю, ты права. Я уж и думать забыла об этой юбке, но кто-то вот, видишь, откопал ее в моем шкафу. Она лежала на моей постели, когда я вернулась. Ты ничего об этом не знаешь?
— Нет! — соврала Джессика. Ну разве могла она рассказать сестре, что небрежно подбирала ей одежду для того званого вечера, когда Элизабет лежала связанная, с кляпом во рту в фургончике Карла? — Никогда и не видела ее раньше. Хм... а у тебя нет чего-нибудь еще, что я могла бы надеть?
— Ну, — лукаво улыбаясь, сказала Элизабет, — к твоим услугам всегда мой желтый свитер.
— Какой желтый сви...
И тут Джессика все вспомнила. Не колеблясь ни секунды, она схватила подушку с постели Элизабет и начала второе самое долгое сражение на подушках в их жизни...
Вечером в пятницу Элизабет закончила одеваться и обнаружила, что Тодд дожидается ее в общей комнате. Они молча смотрели друг на друга, все еще переполняемые чувством благодарности за то, что Элизабет снова была среди родных и близких. А потом, не сговариваясь, они потянулись друг к другу, словно пчелы к меду, их руки переплелись и, похоже, они были бы рады простоять вот так весь остаток вечера.
Миссис Уэйкфилд проходя мимо двери комнаты по дороге на кухню, с беспокойством взглянула на обнимающуюся парочку. Нет-нет, она была обеспокоена не самой этой лаской, но вот напряженность, стоявшая за этим, заставила ее слегка занервничать. Элизабет и Тодд встречались уже довольно продолжительное время, и миссис Уэйкфилд опасалась, что их отношения, возможно, продвигаются к чему-то более серьезному. Да, ей нравился Тодд, но и она, и ее муж боялись, что Элизабет, быть может, связывает себя по рукам и ногам слишком уж рано. В этом смысле им хотелось бы, чтобы она была чуточку больше похожа на Джессику, которая меняла своих дружков с вызывающим тревогу постоянством. Но в тех нескольких случаях, когда миссис Уэйкфилд пыталась обсудить этот вопрос с Элизабет, ее дочь резко обрывала мать коротким:
— Пожалуйста, не беспокойся, мама. Я знаю, что делаю.
Именно это испытывала и сама Элизабет, когда она в конце концов прервала поцелуй с Тоддом.
— Ты просто не представляешь, как сильно мне недоставало этого, — прошептала она и со смешком добавила: — Может быть, и тебе тоже?
— Ты так прекрасна, Лиз. — Глаза Тодда буквально искрились от счастья.
— Вот в этом? — Элизабет глазами показала на свое простенькое платье спортивного покроя.
— Ты же понимаешь, что я говорю не о твоей одежде. Ты можешь надеть на себя хоть бочонок — а я все равно буду считать тебя прекрасной.
— Ну, я все же не выглядела столь замечательно, когда ты увидел меня несколько дней назад.
