Сидя в новом сверхмощном автомобиле, который мчал ее прочь из Лос-Анджелеса, Элен все еще не могла собраться с мыслями. Словно в повседневную действительность ворвались непонятные, таинственные, зыбкие сны, все изменилось и стало странным, нереальным.
Последние два часа прошли в торопливых сборах. Элен паковала вещи свои и Эдуарда, а он обстоятельно объяснял миссис Харди по телефону, что в течение двух недель ее услуги не понадобятся, потом перекладывал содержимое холодильника и шкафов в пакеты с хозяйственной сноровкой, которой Элен в нем не подозревала.
– Нам придется самим заботиться о себе, – значительно сказал Эдуард. – Там, куда мы едем, не будет ни службы доставки на дом, ни универсама за углом. Это просто великолепно.
– Ты находишь? – слабым голосом откликнулась Элен.
Прожить две недели с Эдуардом словно на необитаемом острове могло оказаться испытанием выше ее сил.
Лицо Эдуарда светилось оживлением, коротко подстриженные по последней европейской моде волосы растрепались. Глядя на него, Элен приходилось изо всех сил сдерживать себя, так ей хотелось погладить его голову, ощутить ладонями мягкую шелковистость волос.
– Не понимаю, зачем тебе понадобился этот уединенный коттедж? – поспешно проговорила она, потому что ее мысли уже устремились в совсем нежелательном направлении.
Чувственные, красиво очерченные губы Эдуарда дрогнули, казалось, он вот-вот посмеется над ней.
– И совсем недавно тебя больше интересовала продажа, чем приобретение.
– А знаешь, дорогая, – он склонил голову набок и, уже не сдерживаясь, широко улыбнулся, – чем более строгой ты хочешь казаться, тем привлекательнее выглядишь. Я не покупаю коттедж, я его только снимаю на время.
– Но зачем? – спросила Элен, стараясь говорить сухо и не обращать внимания на сладкую боль в сердце.
Что если Эдуард решил развлечься, затеяв с ней необременительный флирт? Как же она сумеет справиться с этим?
– Тебе еще предстоит все узнать. Могу сказать только, что эта поездка имеет большое значение для будущего.
С губ Элей едва не сорвалась ехидная реплика, но она вовремя остановилась. Лучше не продолжать этот никуда не ведущий разговор.
Она сердито подхватила один из набитых пакетов и вышла в прихожую, где уже стояли чемоданы. Эдуард вел себя просто невозможно, и она не могла понять, почему согласилась на эту безумную затею с коттеджем в лесах? Почему не воспользовалась подходящим случаем, чтобы обрушить на шефа свою долго лелеемую ложь, которая на всем поставит точку?
Но нет, все-таки она понимала и даже слишком хорошо понимала, почему только что упустила возможность объясниться. Она могла обмануть Эдуарда, но только не самое себя. У нее не хватало смелости и сил сделать последний, необратимый шаг на пути, который навсегда уведет ее от любимого. Такова была печальная правда.
И теперь Элен, словно улитка, заползла в свою раковину и молчаливо сидела рядом с ним, а он с непревзойденной ловкостью лавировал на забитом автомобилями утреннем шоссе. Ему было невдомек, как отчаянно пыталась Элен снова обрести решимость, испарившуюся неведомо куда. Его бьющая через край энергия, заметная в каждом жесте, отзывалась в ней томительным волнением, безнадежно отвлекала от выполнения благих, с ее точки зрения, намерений…
Элен от природы не была слабой натурой, ее матери удалось воспитать в ней силу характера. Но сейчас она смиренно следовала за Эдуардом, несмотря на то что он так и не смог убедительно объяснить ей, зачем понадобилась эта поездка – просто потому, что Элен жадно цеплялась за каждый миг, который еще могла побыть с ним рядом, старательно копила эти мгновения для своего лишенного смысла будущего.
Любовь давила на нее, выкачивала последние силы. Ей следовало бы уйти от Эдуарда, едва она поняла, что любит его. Но вместо этого принялась строить планы, интриговала, лгала, в то же время придумывая бесконечные оправдания, чтобы получить отсрочку и продлить эту сладкую муку.
И она презирала и ненавидела себя.
– Ты сердишься? – спросил Эдуард, нарушая молчание.
Элен бросила быстрый взгляд на его четкий профиль. Она ничего не могла прочесть на его лице. Когда они уезжали в Гонконг, он задал ей такой же вопрос. И она не возразила, она разыгрывала недовольство, давая понять, что покидает Лос-Анджелес с большой неохотой, предоставляя ему делать собственные заключения.
Сейчас она неопределенно пожала плечами, понимая, что все внимание Эдуарда было поглощено дорогой, и он все равно не увидел бы этого жеста. Однако Элен знала, что он его почувствует. Ее шеф никогда ничего не упускал из виду, и это качество очень помогало ему в его карьере.
– Я просто задумалась, – ответила она правду. Пусть гадает, о чем это она задумалась. Может быть, объяснит ее рассеянность грустью от разлуки с любимым?
– О чем же ты задумалась? – продолжал он с неожиданной настойчивостью. – Мне хочется знать, что происходит в твоей головке?
Элен не собиралась попадаться на удочку и спрашивать, зачем ему понадобилось знать ее мысли. Посеянные ею семена подозрения проросли и превратились в сочные всходы уверенности. Пусть так и будет, это ей на руку, и она сказала то, что и в самом деле занимало ее:
– По-видимому, этот коттедж ты предпочитаешь теперь своему последнему приобретению, к которому потерял интерес так же, как ко многим другим?
В ее словах проскользнула горькая нотка: Эдуард и к ней потерял интерес, как к «перспективному проекту»… Перемена в его отношении к «Мажестик» больно отозвалась в ее душе. С тех пор как они вернулись в Лос-Анджелес, он ни разу не упомянул об особняке, и Элен не могла это ничем объяснить. Ведь казалось, Эдуард был так доволен своей последней покупкой, более того, испытывал от нее глубокое радостное чувство удовлетворения.
Вопреки логике Элен чувствовала себя обиженной, потому что Эдуард обещал, что она примет участие в убранстве дома, и не сдержал слова. Видимо, он и сам понимал неизбежность их скорого расставания, хотя и пытался этому воспрепятствовать. И вот он мало-помалу, сам еще не осознав этого, начинает закрывать перед ней двери в свой личный мир.
– Если ты имеешь в виду «Мажестик», – его быстрый взгляд, сопровождаемый легким поворотом головы, был напряженным и проницательным, – то никоим образом, – успокаивающе заметил он. – Скоро нам обоим придется посвятить ему немало времени.
Он умолк, словно его непонятное объяснение было на редкость исчерпывающим. А Элен вдруг почувствовала глупую, жгучую радость. Они доехали до аэропорта и вскоре оказались в воздухе.
Когда они добрались до самого конца неровной проселочной дороги и автомобиль Эдуарда остановился перед приземистым бревенчатым коттеджем, который, казалось, наполовину врос в унылый горный склон, весеннее утро Лос-Анджелеса успело смениться суровыми зимними сумерками Канады. Пронзительно свистел ветер. Темнеющее небо, пустынные лесистые горы, тянущиеся на много миль, были окрашены в различные оттенки мрачного серого цвета.
