Чувства имеют свойства угасать, а мои? Угасли?..
Во мне так много противоречий. И мир вокруг. Такой нереальный… Такой отчаянно красивый, что хочется замедлиться и кружиться.
— Нам сюда, — приобнимая, Адриан мягко меня направляет в сторону небольшого ресторанчика во дворе одного из домов.
— Здесь красиво и очень… по-домашнему.
— Да, мне тоже нравится. Ты ведь любишь средиземноморскую кухню?
— Я на шестом месяце беременности, Андрей, и ещё позавчера я заедала колбасу джемом в России, — закатываю глаза.
Он в ответ открыто смеется, и мы делаем заказ пожилой женщине, которая, как рассказывает Макрис, является хозяйкой этого ресторана. Стараюсь не обращать внимания, что женщина не спускает с нас глаз даже в то время, когда обслуживает других клиентов ресторана.
Словно через пелену сознания, обсуждаем с Андреем планы на завтра и планируем поездку по побережью. Когда приносят еду — рыбу, запеченную на гриле, и разнообразные национальные закуски, — ужинаем.
А затем снова, словно через толщу воды до меня доносится звук телефона. Адриан поднимается, чтобы ответить на звонок. Тепло улыбается мне и скрывается за поворотом.
Мне становится максимально некомфортно. Спина мелкими противными мурашками усеивается.
Из-за стойки доносится легкое покашливание, и я резко оборачиваюсь. Прищуриваюсь, чтобы разглядеть хозяйку заведения. У неё седые, аккуратно уложенные волосы, морщинистое лицо и красивое цветастое платье в пол.
— Ты красивая, — произносит она по-английски, и я приветливо улыбаюсь на комплимент.
— Спасибо, — отвечаю ей счастливо.
— Красивая, — повторяет она ещё раз, и улыбка сходит с моего лица, потому что женщина вдруг на моих глазах будто ещё старше становится. — Но несчастливая девка. Ох, несчастливая…
Мгновенно холод и страх окутывает.
И сарафан мой нежно-голубого цвета, больше не милым кажется, а каким-то нелепым. И остров этот вдруг представляется чужим и жутким. И синее море вдалеке глаз не радует.
— Зачем вы это мне говорите? — спрашиваю её, еле шевеля губами.
Озираюсь в поисках Андрея, но шею будто оковы стискивают.
— Несчастливая ты. И его погубишь. Парень у тебя родится. А он, — указывает в сторону дороги. — А он умрет.
— Нет, — плакать начинаю. — Нет…
Резко выдернув сумку из-за спины, подскакиваю с места и несусь на выход. На улице озираюсь и кричу:
— Андрей.
Тишина окружает.
— Андрей.
— Вера, — слышу издалека. — Вер.
Прикрываю глаза от удовольствия, потому что ощущение, что невидимые теплые руки обнимают, а когда веки снова открываются — оказываюсь на кровати в той самой спальне, которую днем выбирала.
— Вера, — обеспокоенно произносит Андрей, нависая надо мной. — У тебя все в порядке?
Гладит по голове и проверяет лоб на жар.
— Да, — тихо произношу и пытаюсь осознать, что было правдой, а что нет.
И как вообще в этом разобраться? И жить после такого сна как? Слова этой старухи в голове отпечатались.
— Я так понимаю, ужин отменяется. Ты проспала почти девять часов. Сейчас полночь, — продолжает Адриан.
Проходит к окнам, чтобы прикрыть створки.
Еще раз хлопаю глазами, боясь снова оказаться там, на узкой улочке возле ресторана старухи. Одной. Напуганной. Но каждый раз вижу перед собой только обнаженную спину Адриана и его темные пижамные штаны.
— Спи, — произносит он ласково на прощание, выключая свет.
— Андрей, — облизываю ссохшиеся губы.
— Что?
— Можно тебя попросить?
— Всегда… — серьезно отвечает.
— Мне приснился кошмар, ты… останешься здесь, со мной?
— Конечно.
С облегчением выдыхаю, когда он прикрывает дверь изнутри и проходит к кровати. Пододвигаюсь, чтобы освободить ему место. И аккуратно укладываюсь в его объятия.
Щекой к сердцу прикладываюсь. А оно так часто бьётся. Такое живое. Живее всех живых, что мне спокойнее становится.
— Что тебе приснилось? — спрашивает он, поглаживая пальцами моё плечо.
— Какая-то ерунда, — шепчу.
Снова сердце слушаю.
— Андрей…
— Ммм, — сквозь сон отвечает.
— Ты любишь шахматы?..
— Терпеть не могу…
Глава 32.
Слава богу, ни старуха с её рестораном, ни узкая греческая улочка — ничего из этого ночью мне больше не снится, а руки Адриана, словно мощные обереги, убаюкивают и защищают.
От теплой ладони, путешествующей по моему животу поверх одеяла, я и просыпаюсь, но так и продолжаю лежать с закрытыми глазами.
Трусливо. Но смелой мне быть больше не хочется…
— Можно? — слышу над собой в тишине.
В голове миллионы микросхем сгорают. Понимаю, что быть последовательной в это утро я тоже не планирую.
— Да. Можно.
Папочка решил с нами познакомиться… Кто мы такие, чтобы отказываться?
Адриан прижимается к моей спине плотнее, обжигает горячим дыханием шею, оцарапывает щетиной кожу. Тут же становится душно. И приятно. Рецепторы оживают.
Юркнув под одеяло и приподняв полу халата, широкая ладонь ныряет внутрь и накрывает нашего ребенка уже практически без препятствий. Проходится пальцами по линии талии и вглубь, до пупка, а затем обнимает животик снизу и замирает.
Это так трогательно, что мой голос хрипнет от эмоций, но я сообщаю:
— Она спит.
— А вообще… как? Проказничает? — спрашивает Адриан шепотом и я улыбаюсь.
Это он разбудить её боится? Поэтому шепчет?..
— Бывает и покапризничает, — отвечаю спокойно. — Например, если вовремя не поесть или перед сном обычно.
Мне не нужно открывать глаза или разворачиваться, чтобы увидеть, что он тоже улыбается. Я это чувствую…
Чувствую его улыбку затылком. Вот такая у нас связь…
Не знаю, разлюбила ли я этого мужчину, но я его все еще его чувствую. На клеточно-хромосомном уровне.
Каждым уголочком души.
Может, это потому, что, как Адриан сказал, во мне его душа? И я просто не могу её не чувствовать. И разлюбить никак не могла?
Как можно разлюбить, если наши души вместе, сплелись воедино и бережно оберегают нашу будущую дочь?..
— Когда будет пинаться, скажи мне, я хочу поздороваться, — полуприказным тоном произносит Адриан.
Всё же приоткрываю глаза, но только для того, чтобы подзакатить их.
Макрис есть Макрис. Просить он не умеет и вряд ли научится. Говорят, мужчины с возрастом только сварливее становятся.
Как будто женщины — нет, — рассуждаю молча, глядя в светлые окна с незадёрнутыми шторами.
Вспоминаю, что мы в Греции.
В одном из самых красивых мест на планете, где пробудем ещё почти две недели. Небо сейчас такое голубое, без единого облачка. Чистое. Как мой день в записной книжке. И, кажется, я к этому начинаю привыкать.
Счастливо прикрываю глаза и, возможно, мне кажется, но я отдаленно слышу шум морской волны.
Ещё около получаса лежим молча, отходим ото сна. Я периодически изучаю обстановку в новой для себя комнате, вспоминаю вчерашний день и наслаждаюсь легкими поглаживаниями мужской ладони.
А когда на ум приходит ночной кошмар, каменею. Кровь от лица отступает от проникающего в наш уютный мир ужаса.
— Что такое? — спрашивает Андрей, замедляя ласки.
Тоже чувствует. Всегда.
— Сон вспомнила, — всхлипываю.
— Расскажешь, Вер?
Сначала хочется отказать, потому что кажется глупым то, насколько сильно я переживаю за несуществующие пророчества, касающиеся Адриана. А потом неожиданно даже для себя решаю поделиться.
Может, если рассказать кому-то, самой станет легче? Так ведь бывает, правда?
Сбивчиво повествую, вспоминая малейшие детали вроде передника на старухе или того, где располагался ресторан. Андрей прижимается сзади, активно слушает, уточняет детали, а потом выносит вердикт:
— Ерунда всё это, я знаю город. Нет такого ресторана. Ты вчера устала. Очень большой стресс для организма — перелет, дорога. Тело расслабилось, а мозг не успел, поэтому подсознание выдало то, о чем ты мечтаешь. Чтоб меня не стало поскорее, — договаривает со смехом.
