В своих мечтах я уже подписывала очень выгодный договор с японской делегацией, когда дверь снова открылась. Не поднимая глаз от компьютера, я заученно отрапортовала:
— Максима Эдуардовича нет и сегодня уже не будет.
— А где он? — поинтересовался посетитель.
— Уехал в филиал, — я все-таки высунулась из-за монитора.
Вошедшему мужчине было около двадцати семи лет. Будь тут Ирка, она бы непременно выдала: «Стильненько!» Стального цвета костюм под коротким черным пальто, начищенные ботинки. Интересно, как он умудрился их не запачкать? От разглядывания обуви меня отвлек очередной вопрос:
— А зачем он уехал в филиал?
Блин, ну надо же, какой настырный! Я впервые встретилась с неизвестным глазами, и мне почему-то стало жутко. Я не знаю, что именно меня в нем напугало. На маньяка он был не похож. Темно-русые волосы, правильные черты лица, разбавленные слегка ироничной улыбкой, — в общем-то, ничего особо примечательного.
— По делам, — спохватившись, ответила я.
Посетитель положил папку с какими-то документами, которую до этого держал в руках, ко мне на стол и, расстегивая пальто, невзначай поинтересовался:
— А вы новенькая? Вроде бы раньше другая секретарша была.
— А ее уволили, — я складывала в стопочки распечатанную макулатуру.
— Уволили? — он слегка удивленно поднял брови. — А за что?
— За некомпетентность, — я пожала плечами.
— И правильно, — незнакомец хмыкнул, — давно пора, — он подошел к окну и, сдвинув жалюзи, открыл его. Мгновенно промозглый октябрьский ветер швырнул в комнату порцию снежной крупы. Опять снег. Видимо, решил повторить свой ночной подвиг.
Посетитель между тем, продолжая хозяйничать, достал из кармана пачку сигарет и явно дорогую зажигалку.
— Здесь вообще-то нельзя курить, — я нахмурилась.
— Я думаю, Максим Эдуардович меня простит, — он одарил меня очередной насмешливой улыбкой, отвернулся к открытому окну.
К порывам наглого сквозняка примешался сигаретный дым. Странно, но он не пах той гадостью, которой обычно «благоухали» Ирка с Пашкой. Это походило на запах спелых вишен и нагретой летним солнцем древесной коры.
— Давно вы тут работаете? — незнакомец обернулся ко мне.
— Не очень, — я старательно выдерживала его взгляд, хотя почему-то панически захотелось спрятаться под стол.
— И как? Нравится? А то говорят, Толмачев — лютый тип.
— Ну, не без этого, — мысленно проклиная своих друзей, которые все никак не могли накуриться, я распихивала распечатанные доклады по мультифорам.
Видимо, мои гневные мысли все же были услышаны, потому что в коридоре послышался знакомый Пашкин гогот. И буквально через полминуты вся укуренная компания ввалилась в приемную.
— Лерка, ну чего, ты закончила? — с порога поинтересовалась Ира.
— Ага, — рассеянно ответила я, наблюдая, как вытянулось лицо Ленусика и как от чего-то побледнел Никита.
— М-максим Эдуардович, — запнувшись, выдала блондинка, — я могу все объяснить.
Растерявшись лишь на мгновение, я поспешно ретировалась из-за стола и юркнула за Пашку. Впрочем, нашу «макулатуру» я прихватить с собой не забыла.
— Ну попробуй, — неизвестный посетитель, резко обретший свое имя, выкинул окурок в окно.
Никита выразительно глянул на Пашку, и наша студенческая троица бочком попятилась к двери.
— Мы пойдем, — выдав напоследок вежливую улыбку, Берсенев-младший первым юркнул в спасительный коридор.
— Максим Эдуардович, приятно было познакомиться, — Ирку, похоже, эта ситуация вообще не напрягала. И о собственной выгоде она не забывала никогда.
Я буквально выпихнула ее из приемной. И только тут сообразила, что флешка так и осталась в секретарском системнике. Робко обернулась. Пересечь обратно комнату под взглядом явно жаждущего крови начальника было смерти подобно. Видимо, все мои метания красноречиво отразились на моем лице. Стоящий у окна, скрестив на груди руки, Максим Эдуардович не без иронии поинтересовался:
— Что-то забыла?
Безумно хотелось мотнуть головой и удрать поскорее отсюда, но жадность взяла верх. Провожаемая убийственным взглядом Ленусика, в акустическом сопровождении нервного сопения Никиты я бодренько так вернулась за стол, выдернула несчастный гаджет и ретировалась из приемной, так ни разу не оглянувшись.
Друзья ждали меня на улице.
— Правильно говорят, доброта наказуема, — Пашка уже успел у кого-то стрельнуть сигарету и теперь благоухал, как пепельница. — Чую, хана брательнику и тем более Ленке.
— Ну да, нехорошо, конечно, получилось, — с досадой пробормотала я.
— А этот Максим ничего такой, — Ирка поправила фиолетовый шарфик и выудила из сумочки зеркальце. — Интересно, как он смотрит на то, чтобы поспонсировать одну симпатичную студенточку? — она подмигнула своему отражению.
— Вернись и спроси, — я подняла воротник пальто, смутно надеясь, что это хоть как-то защитит от промозглой погоды.
Небо продолжало швыряться снежной крупой. Стараясь не промочить в асфальтовой сырости ботинки, я первая поспешила к остановке.
Наша с Иркой комната была самая маленькая на этаже. Если остальные казались одинаковыми, то нам достался буквально огрызок планировки. Как любил шутить Пашка: «Это у вас маленькая комната или большой шкаф?» Зато в этом было одно преимущество. Если остальные студенты жили по четыре человека, то мы с Иркой сосуществовали дуэтом. Тут, конечно, и одному было бы тесно, но мы не жаловались. Сама не понимаю, как мы умудрились ужиться вместе, но пока что обходилось без скандалов.
Большую часть комнаты занимала двухъярусная кровать. Она утыкалась в стоящий у окна письменный стол с потрескавшейся от времени столешницей. С другой стороны к кровати примостился старенький холодильник. Сей раритет остался от прежних жильцов и на первую неделю напрочь лишил сна. Он дребезжал так, словно собирался на взлет и первая ступень уже практически отошла. Но со временем издаваемые им дикие звуки перестали восприниматься как что-то раздражающее. Даже наоборот, когда отключали электричество, тишина казалась неестественной. Впрочем, совсем уж тихо здесь никогда не было, учитывая чуть ли не картонные стены. Противоположную кровати стену занимали встроенный шкаф и, конечно же, зеркало, купленное в складчину с первой стипендии. Стоит еще добавить расположенный у самой двери кухонный стол, прижатый холодильником к стене, и забитые всяким нужным хламом полки.
Я сидела на подоконнике, прислонившись к холодному стеклу. Вид из окна на родной универ впечатлял мало. Да и опускающаяся темнота скрыла эти последние крохи монументального пейзажа. Лишь под единственным горящим фонарем был виден ровный круг асфальта с завихрениями снежной крупы.
