Ознакомительная версия.
Было время, когда я сомневался в этом.
— Но я умолял ее поехать в Европу, где экспериментируют и добились хороших результатов. Она отказалась.
— Было слишком поздно, — пальцы Ричи стиснули бутылочное горлышко, — но мы этого еще не знали. А она знала.
Да, похоже на Ханну. Не только умница, но и практична во всем. Пока она принимала зло как неизбежное, я цеплялся за каждую соломинку. Я проводил часы, листая последние медицинские журналы, названивая специалистам, ведя поиски онлайн. Но мои сумасшедшие метания и попытки ни к чему не привели. А Ханна достигла черты, от которой нет возврата. Она умерла два месяца спустя.
До сих пор пугает скорость, с которой она угасла. Я тогда еще сердился на нее. Единственный раз за все время нашего брака. Потому что хотел, чтобы она боролась. Я орал. Бесновался и в кровь разбил кулаки о стену.
Ханна осторожно взяла мои окровавленные руки в свои и нежно поцеловала каждый разбитый палец. Но никакая нежность не способна унять ту боль, которую я ощущал от предстоящей утраты.
Официантка принесла еду, но я не мог проглотить ни кусочка, даже если бы от этого зависела моя жизнь. Ричи, вероятно, чувствовал то же самое, потому что в течение нескольких минут не притрагивался к своему стейку.
— Ханна просила передать тебе это, — наконец произнес мой шурин, вынимая из кармана конверт.
— Письмо?
— Она просила подождать, пока не пройдет год. Только тогда, и никак не раньше, я должен был отдать тебе его. Последняя просьба моей сестры.
Я уставился на него, отказываясь верить в то, что услышал. Мы ходили с ним по утрам в гимнастический зал три раза в неделю весь прошедший год, и все эти месяцы он не упомянул о письме сестры!
— В тот вечер я обещал Ханне, что передам тебе письмо через год. Положил в наш сейф и ждал.
Растерянно я взял у него конверт.
Вскоре мы покинули бар. Я не помнил, как доехал до дома. Казалось, я только что был на паркинге в Сиэтле и вот уже сижу в машине перед своим домом.
Войдя в дом, я бросил ключи на кухонную стойку, прошел в гостиную, присел на краешек софы, глядя на конверт. На нем было написано одно слово. Майклу. Я смотрел на свое имя, и сердце сжималось. Казалось, ее любовь, вибрируя, струилась ко мне от этого конверта.
Дрожащей рукой я вскрыл его.
Не знаю, сколько времени я смотрел на письмо, прежде чем набрался храбрости прочитать его. Оно состояло из четырех листов.
Первое, что я заметил, — дата: март, 13-е. Еще одна дата, навсегда выжженная в моей памяти. Это была пятница. День нашей встречи с врачами, когда подтвердился страшный прогноз и мы узнали ужасную новость.
Ханна написала письмо в тот самый день? Но это невозможно. Я был с ней каждую минуту после нашей встречи с врачами вплоть до ужина с Ричи и Стеф… Выходит…
Я откинулся на диванную подушку и закрыл глаза. Выходит, Ханна написала письмо еще перед консилиумом. Она уже знала. Она знала это всегда. Да и я тоже. Но я не имел мужества принять это. Отказывался поверить в очевидные факты.
Я начал читать письмо. Оно было написано от руки таким знакомым элегантным, летящим почерком, при виде которого я почувствовал, как будто меня ударили в солнечное сплетение.
«Мой дорогой Майкл, знаю, ты испытаешь потрясение при виде этого письма, и прости меня за это. Прошел год, и, конечно, это был трудный год для тебя, для родителей и для Ричи. Все бы отдала, чтобы уменьшить вашу боль».
Даже у последней черты она думала не о себе. Она думала обо мне, о родителях, о брате и о том, как нам будет тяжело без нее и как мы любим ее.
«За последние недели я много думала, какие слова хотела бы сказать тебе на прощание и какими они должны быть. Наберись терпения, мне многое надо тебе сказать.
Знаю, некоторые люди смеются и не верят в любовь с первого взгляда. Мне было всего восемнадцать, когда мы встретились. Но, несмотря на юный возраст, я в тот же момент поняла, что ты тот мужчина, которого я буду любить всю жизнь. Так оно и случилось. Я буду любить тебя до самой смерти и после нее. И я знаю, мое сердце подсказывает, что ты тоже любишь меня. Я благодарна тебе за эту любовь. За твою преданность и за то, что ты прошел со мной все мучения после того, как мне поставили диагноз. Это было величайшим подарком в жизни. Ты сделал меня такой счастливой, Майкл».
Я снова закрыл глаза, набираясь сил продолжать. Я предполагал, что чтение будет нелегким, но не знал, что будет так тяжело. Сделал глубокий вдох и вернулся к письму.
«Первые годы брака стали счастливейшим временем в моей жизни. У нас ничего не было, но нам нужно было лишь общество друг друга. Я так сильно любила тебя и гордилась… горжусь тобой. Ты стал прекрасным педиатром, любящим свое дело. Ты был рожден, чтобы стать врачом, Майкл. А я — чтобы любить тебя. И благодарю тебя за ответную любовь, за то, что отдавал мне всего себя, особенно в последние месяцы. Ты сделал их лучшими в моей жизни.
Я не хочу умирать, Майкл. Я боролась, поверь, честно. Я делала все, что могла. Я знаю, каким счастьем было бы состариться вместе. И мне жаль, что для меня конец наступил так скоро.
Никогда не верь тому, что я сдалась, с самого начала я хотела бороться с болезнью и победить ее. Только в последние недели стало ясно, что болезнь сильнее меня, и незачем притворяться, что это не так».
Я опять прервал чтение, вспоминая о том, как настойчиво пытался уговорить Ханну поехать в Европу, попробовать экспериментальные методы лечения. Было слишком поздно. Собравшись с духом, я продолжил чтение письма.
«Я попросила Ричи отдать тебе письмо спустя год после моей смерти. Зная тебя, думаю, что ты похоронил себя на работе. Наверняка проводишь в своем офисе по двенадцать часов в сутки, ешь на ходу, что придется. Этого нельзя делать, дорогой. Я очень надеюсь, что три раза в неделю ты продолжаешь ходить с Ричи в тренажерный зал».
Я улыбнулся. Да, Ханна хорошо меня знала. Я пытался бросить занятия спортом, как бросил по четвергам игру с друзьями в покер, но Ричи не позволил мне. Легче было уступить, чем каждый раз выдумывать отговорки.
Спустя две недели после похорон Ханны он появился у моего порога в спортивном костюме и буквально силой потащил меня в тренажерный зал. Пара ранних настойчивых звонков шурина — и я решил, что лучше ему уступить. Таким образом, наши совместные занятия возобновились.
«Следующая часть моего письма будет самой трудной и болезненной. Жаль, но должна признать, что надежды не осталось, лишь сожаление о том, что многого не успела. Главное сожаление — невозможность иметь детей. Я так хотела от тебя ребенка, Майкл, так хотела, чтобы ты стал отцом».
Ознакомительная версия.