— Мистер Блек, а ваши друзья думают о вас так же, как и ваши родители? И девушки? И коллеги? И даже начальники? — Люси глубоко вздохнула и выпрямилась. — Порой работа обязывает Грэхама принимать жесткие решения, так что неудивительно, что тем, кто с ним не согласен, он кажется чересчур суровым и резким. Но я всегда видела от него лишь доброту и щедрость.
— Рад за вас, но сейчас его обвиняют не в жестких решениях, а в незаконном прослушивании телефона президента.
Мисс Ройал неподвижно замерла, лишь ее грудь быстро поднималась и опускалась, а потом Люси медленно встала:
— Позвольте, я вам кое-что скажу. Когда три года назад умерла моя мать, Грэхам был в настоящем отчаянии, а после похорон он даже не смог сам дойти до машины и его пришлось вести под руки. Но, несмотря на свое горе и работу, требующую от него много времени и сил, он все равно постоянно мне звонил, навещал и дарил подарки, пытаясь хоть как-то меня подбодрить. — Она снова села. — Грэхам — хороший человек.
Люси так яростно защищала отчима, и при этом у нее так ярко горели глаза, что Хайден невольно ею залюбовался. Так, стоп. Он — профессионал, и не стоит об этом забывать.
— Аль-Капоне тоже хорошо обращался с родственниками.
— Возможно, но у Грэхама нет с ним ничего общего, — раскрасневшись, выдохнула Люси.
— Я всего лишь хотел сказать, что можно нарушать закон и при этом хорошо относиться к своей семье.
Люси посмотрела ему прямо в глаза, и Хайден не стал отводить взгляд. Время сейчас играло на него.
Не выдержав, она опустила взгляд, слегка качнув головой, и Хайден невольно представил, как мог бы сейчас запустить пальцы в роскошные светлые волосы, приподнять ей голову и самому склониться над ней, припадая губами к ее нежным губам, и…
Хайден вдруг почувствовал, как его начинает душить галстук. Черт, что это на него нашло? В таком важном деле он просто не имеет права заглядываться на свидетельниц. Нужно взять себя в руки.
Хайден пристально смотрел на Люси, раз за разом повторяя себе, что она пытается укрывать преступника.
— Работая на АНС, доводилось ли вам нарушать закон? — резче, чем собирался, спросил Хайден.
— Нет.
— А известно ли вам хоть что-нибудь о незаконной деятельности АНС?
— Нет.
— Работали ли вы с бывшими журналистами АНС Брендоном Амсом и Троем Холлом, когда они незаконно прослушали телефон президента и узнали о его внебрачной дочери?
— Нет.
— Они выполняли распоряжения вашего отца?
— Разумеется, нет.
— Сперва они во всем обвинили временного сотрудника, но он оказался непричастен. Вам известно, кто из АНС помог им?
— Насколько мне известно, никто.
— Как по-вашему, почему подозрения пали именно на АНС и Грэхама Бойла?
Люси шумно выдохнула:
— Если человек чего-то добился в этой жизни, то всегда найдутся желающие его растерзать.
К сожалению, на этот раз все было гораздо сложнее. Может, Грэхам действительно хорошо обращался с приемной дочкой, но это не мешало жестокому ублюдку ходить по головам и ломать чужие жизни.
— Как АНС удалось узнать о дочке президента Морроу? Раньше он был сенатором в Монтане, так что его прошлое не раз проверяли.
— Не знаю. — Люси слегка нахмурилась. — Я с этой историей не работала.
Хайден обязан был продолжать допрос, но, глядя на Люси, ему почему-то нестерпимо захотелось взять ее за руку и сказать, что все будет хорошо. Но при этом он почти не сомневался, что все это — лишь игра, чтобы его разжалобить. Не стоит об этом забывать.
— Но неужели вы не обсуждали все это с коллегами? Такой громкий скандал…
— Опытные журналисты не любят делиться своими тайными.
Странно, кажется, она не врет, но тогда как все это соотносится со словами Анжелики Пирс?
Хайден устало потер лоб. Может, это все из-за недосыпа?
Наверное, стоит сегодня закончить пораньше, забрать сына у соседки-няни и погулять с ним где-нибудь в парке? А допросить Люси Ройал он и потом успеет.
— Спасибо, что пришли, если мне снова понадобится с вами побеседовать, я вам позвоню.
Убрав блокнот с ручкой в сумку, Люси поднялась:
— Мистер Блек, я понимаю, что вы всего лишь выполняете свою работу, но при этом очень надеюсь, что вы допускаете, что Грэхам Бойл может оказаться невиновным.
Хайден резко поднялся:
— Мисс Ройал, если все улики укажут на его невиновность, то именно это я и сообщу конгрессу.
Но чутье подсказывало Хайдену, что за всем этим стоит именно отчим Люси Ройал, а чутье еще никогда его не подводило. Осталось только найти доказательства.
Придержав для Люси дверь, Хайден задумчиво смотрел, как она идет по коридору, слегка покачивая бедрами. Он как-то не ожидал, что эта красотка окажется настроена так решительно.
Хорошо хоть, сам он еще решительней.
И следующий раз он будет готов к их встрече.
Секретарша сказала, что Грэхам разговаривает по телефону, но она все равно может войти, и Люси неслышно проскользнула в кабинет отчима.
Заметив ее, Грэхам кивнул и отдал своему собеседнику еще парочку каких-то указаний.
Люси привычно посмотрела из окна на полюбившийся город. Она переехала в Вашингтон из Северной Королины в двенадцать лет, когда мама вышла замуж за Грэхама. И город, и Грэхам хорошо ее приняли и всегда были к ней добры.
Из-под стола вылезла Роузбад, бульдог Грэхама, и Люси, присев на корточки, принялась гладить собаку.
— Как ты, Рози?
Рози попыталась лизнуть ее в нос.
Грэхам сказал что-то еще и повесил трубку.
— Люси! — воскликнул он, подходя к ней, и Люси с радостью утонула в медвежьих объятиях, на несколько секунд забывая о всех тревогах и заботах. Грэхам — единственный человек, на которого она всегда может рассчитывать. Он — вся семья, что у нее осталась.
— У меня для тебя кое-что есть, — сказал он, отстраняясь.
Люси невольно улыбнулась:
— Это вовсе не обязательно.
— Обязательно.
Да, конечно, он прав, Грэхам всегда именно так показывал ей свою любовь. Грэхам — все, что у нее есть, но и у него нет никого, кроме нее самой. Зато им хорошо вдвоем.
Грэхам достал из шкафчика бархатную коробочку и, довольно улыбаясь, протянул ей.
— Роузбад! — воскликнула Люси, разглядывая хрустальную собачку размером с ладонь. Услышав свое имя, настоящая Рози радостно завиляла хвостом. — Спасибо. — Она поцеловала отчима в щеку.
Как обычно, Грэхам улыбнулся, а его глаза засияли, и он торопливо отвернулся к столу. Он никогда не любил открыто выражать свои чувства, и подобные вспышки длились лишь мгновения.