— Пусть Лукас займётся электронной почтой и записями звонков Даниэлы на предмет связи с ними после нашей последней проверки. Скажи ему всё бросить и заняться этим.
«Мне нужны ответы. Сейчас же».
Я барабаню пальцами по подлокотнику, пока даже меня не начинает раздражать это постукивание.
— Я наведаюсь к ней на этой неделе.
Кристиано поднимает голову и смотрит на меня успокаивающе.
— Ты передумал и решил не ждать, чтобы сказать ей о брачном договоре?
— Ты видел, как она юна? — хмурюсь я. — По-твоему, как долго я смогу терпеть вздор подростка? Особенно избалованного?
Он стонет.
― Сёстры не были избалованными подростками, но всё равно мучили меня, не прилагая никаких усилий.
«И занимаются этим по сей день».
— Мне уже хватает Рафаэля, а он сейчас в школе.
Рафаэль — младший сын Абеля. Младший брат Томаса. Он стал жить со мной пару лет назад, после того как насилие его отца стало нестерпимым. Рафаэль — хороший парень, но каждый день — это новое приключение. Даниэла всего на несколько лет старше него, но нескольких минут с ней мне хватило, чтобы убедиться, что трудности с ним на ее фоне — детская забава.
— Если мы приведём её к нам сейчас, последует одна головная боль за другой. У меня достаточно проблем. Я — не грёбаная нянька.
«Она не ребёнок, Антонио. Нет, не ребёнок, но и не женщина».
«Кем бы она ни являлась, она соблазнительна. Чертовски соблазнительна».
Что-то в её беззащитности вызвало желание, от которого я не могу избавиться. Желание пометить её. Разбрызгать семя по её податливой девственной коже. Вот в чём правда. Именно это пронеслось у меня в голове, когда она облизала губы, с трудом держа себя в руках в траурном зале.
Однажды я буду играть с ней, пока она не покорится — пока не потребую покорности. Это будет грубо и грязно. Нет смысла приукрашивать, чтобы придать вид того, чем оно не является. Жена или не жена, я говорю о похоти, не более того.
— Она юна, — признаёт Кристиано, упираясь локтем в подлокотник. — Но что-то в ней…
Он замолкает на несколько мгновений, уставившись в одну точку.
Если он хоть одно грёбаное слово скажет о том, что её невинность заводит…
— Что? — окликаю я.
— Не знаю. Она выглядит молодо, но кажется гораздо старше. Что-то есть в её глазах. Словно многое повидали. ― Он с осторожностью вздыхает. — Наш мир может быстро смахнуть лоск с розовых очков. Без матери она, вероятно, была свидетелем самых грязных сторон жизни отца.
— Он долго был болен, и конец был безобразным, — напоминаю я ему. — В её взгляде — тревога и усталость. Д’Суза был осторожен рядом с ней. Вплоть до недавнего времени оберегал её от всего. К тому же, его руки всегда были чище наших.
Я замолкаю, вспоминая человека, которого пытал прошлой ночью, пока он не выдал мне всю необходимую информацию.
«Никаких сожалений. Никаких грёбаных сожалений».
Кристиано качает головой.
— Брак с ней сейчас может обернуться огромной катастрофой. Но кто знает? Может, ожидание только ухудшит ситуацию.
Русская рулетка. Игра не для кого-то вроде меня, жаждущего контроля.
Я наклоняюсь и настраиваю поток воздуха, чтобы можно было дышать.
— Она не готова к браку со мной.
И это прекрасно, поскольку, несмотря на то, что я старше её более чем на десять лет, я тоже не готов к браку с ней.
— Я приму окончательное решение после того, как проведу с ней некоторое время.
5
Даниэла
Я поднимаю со стола отца пресс-папье в форме сердца, скользя большим пальцем по гладкой керамике. Я сделала его для Papai6 в первом классе, когда моя жизнь состояла сплошь из радуги и единорогов.
Он хранил этот странный маленький подарок на том же месте на столе все эти годы. Оно стоит перед фотографией, на которой мы с мамой хихикаем нос к носу. Её лицо сияло, когда она целовала меня на прощание в фойе перед тем, как родители ушли на свидание. Она была великолепна, и всякий раз, когда отец оказывался за объективом, он запечатлевал её красоту в неожиданном ракурсе. Так он видел её — свою Розу.
— Что, если выездные документы не придут? — спрашивает Изабель, прежде чем я успеваю погрузиться в горькие воспоминания.
Изабель живёт в моей семье с пятнадцати — более тридцати лет. Когда я родилась, она стала няней, потом гувернанткой, а после смерти матери моим ангелом. Но всё это время Изабель всегда оставалась мне самым близким другом.
— У нас есть уже почти всё необходимое. Оставшиеся документы доставят сюда. Пожалуйста, не волнуйся.
Изабель всегда много нервничала, но с того дня, когда я сообщила ей, что уеду из страны после смерти отца, её волнение заметно усилилось. Несмотря на её опасения, не было никаких сомнений в том, что подруга, её муж, Хорхе, и пятилетняя Валентина уедут со мной. Мне не пришлось даже просить.
— Жаль, что мы не сможем поехать все вместе, — с сожалением говорит она уже в четвертый раз за это утро.
Мы уже два часа работаем над списком дел в кабинете отца. Она становится беспокойной, когда мы слишком долго занимаемся подготовкой. Мне хочется быть чуткой, но часики тикают с каждым днём всё громче. Нам необходимо уехать, пока такая возможность не исчезла.
Перед отъездом ещё столько всего нужно сделать. Необходимые вещи и те, что облегчат мою совесть.
Я планировала остаться в Порту на время урожая, пока эти животные не заявились в траурный зал. Они еще не отважились показаться здесь, но это произойдёт.
У меня мороз по коже от одной мысли о том, что Абель и Томас Хантсмэны осквернят дом родителей. После смерти отца это лишь вопрос времени, когда они нанесут мне визит. Изабель тоже это понимает.
Если повезёт, когда они придут за мной, меня здесь уже не будет.
— Ещё не поздно пересмотреть схему поездки, Даниэла.
— Безопаснее путешествовать раздельно, — мягко говорю я, пытаясь оставаться терпеливой. — Одно дело, если ты поедешь со мной в Канаду на встречу с двоюродной бабушкой, но если твоя семья поедет с нами, это вызовет подозрения.
Изабель кивает и встаёт, направляя прилив нервов на то, чтобы навести порядок в и без того чистой комнате.
Мы проработали каждую деталь десятки раз. Схема сложна, но сложность необходима, если хотим исчезнуть.
Некоторые части плана в действии уже много лет. Отец был влиятельным человеком с влиятельными врагами. У нас всегда был припасен план побега из страны, который мы могли привести в действие в любой момент — при необходимости.
Это время настало.
Я наблюдаю, как Изабель одёргивает занавески на окне, выходящем на раскинувшиеся в южной части поместья виноградники, которые принадлежат семье матери уже более трёхсот лет. Климат на южной стороне создает идеальные условия для выращивания винограда, в отличие от других. Именно этот виноград преображает обычный портвейн в нечто выдающееся.
Это самые важные виноградники во всей стране, объект Всемирного Наследия, а теперь и моя ответственность. Моя. Это почти смехотворно.
— Не волнуйся, — уверял отец больше раз, чем я могу сосчитать. — Тебе помогут, когда меня не станет.
Несмотря на его обещания, что он решил все вопросы и принял меры предосторожности, когда узнал, что умирает, было очевидно, что никто не пойдёт за молодой женщиной. В отличие от отца, я верю, что непреклонная преданность, которую люди всегда выказывали нашей семье, умрёт вместе с ним. Всё сложилось бы иначе, если бы я родилась мальчиком — всё было бы совсем иначе.
— Если ты всё ещё хочешь прокатиться, то тебе пора, — говорит Изабель, забирая со стола бумаги и раскладывая их по папкам. — Утро заканчивается, а тебе нужно принять душ и быть готовой к приёму гостей.
Гости. Уф. Прошла неделя после похорон, и я уже давно устала от необходимости принимать гостей, приносящих соболезнования, но я не собираюсь позорить семью, отступая от традиций. К тому же, отец заслуживает этой чести.
